Контур зашевелился и превратился в открытый люк. Через него опустился висящий на веревке факел, замер в десятке локтей над полом. Свет упал на блестящие от склизкого налета стены, вырвал из мрака копошащихся во мраке людей в лохмотьях. Стали видны грязные тела, спутанные волосы и косматые бороды, открылась смрадная дыра в полу. За факелом появилась овальная бадейка, висящая на двух веревках. Достигнув пола, она издала негромкий стук. Брякнула висящая на врезанной в борт цепочке глиняная чашка.
– Так, не спешить! – проговорил шепелявый, оказавшийся тощим мужиком с безумным взглядом и гривой рыжих волос. – Кто там первый по очереди? Новички, вы последние…
Узники поднимались, выстраивались в длинную, завивающуюся спиралью колонну. Каждый подходил к бадье, зачерпывал чашку, торопливо проглатывал ее содержимое. Происходило это в полной тишине.
В бадье оказалась намешанная в воде мука с бобовыми зернами и кусочками размоченных хлебных корок. Олен с трудом впихнул это «яство» в себя, со злостью подумал, что многие из сидящих здесь не видели иной еды десятилетиями.
На середине третьего захода посудина опустела. Последний узник добрал остатки белесой жижи из угла наклоненной бадьи.
– Все сожрали, твари? – донесся сверху тот же голос. – Эх, надо вам пару дохлых крыс бросить. Интересно, полностью съедите или кости оставите?
Веревки натянулись. Опустевшая бадья, раскачиваясь, поплыла к люку. За ней двинулся факел. Олен поймал себя на том, что провожает его глазами, словно желая подольше удержать единственный источник света. Но люк закрылся, и мрак окутал зиндан.
Узники, ворча, принялись расползаться по лежбищам.
– Вот и все, праздник закончился, – Гундихар, единственный, оставшийся зрячим, схватил Олена за руку и повел за собой. – Поели лучше, чем в гостях, ха-ха. Осталось выспаться как следует.
– Да уж, тут никто будить тебя не станет, – вздохнул Бенеш.
Олен осторожно улегся, стараясь не делать резких движений. В пострадавшей от удара голове после «ужина» появилась боль. Когда закрыл глаза, стало немножко легче, под опущенными веками закрутились огненные спирали.
Проснулся от грохота, потрясшего, как показалось в первый момент, весь зиндан. Зажмурился от бьющего сверху ослепительного света.
– Просыпайтесь, шавки гниломордые! – рявкнули из сияния. – Эй, где тут северяне, вчера приведенные?
«Вчера? – удивился Олен. – Это что, уже утро?».
– Тут мы! – сориентировался быстрее всех Гундихар.
– Подходите к веревке по одному. Вас требуют на допрос. Шевелите ногами, иначе тут останетесь!
Гундихар торопливо зашагал туда, где спустившаяся из люка веревка коснулась пола, а Олен принялся тормошить Бенеша. Гнома потащили наверх, и только когда он исчез из виду, ученик мага открыл глаза.
– Э… что такое? – спросил он.
– Допрос вас ждет, – с сочувствием проговорил поднявший голову шепелявый. – А они такие, что после них сюда не возвращаются. Сразу на кладбище отправляются. Так что удачи.
Бенеш захлопал ресницами, а Олен, стараясь не наступать на лежащих узников, за руку потащил его за собой.
– Почему они?! – неожиданно завопил один из обитателей зиндана и вскочил на ноги. На сером от грязи лице сверкнули бешеные глаза. – Я тоже достоин свободы! Пустите меня, пустите!
Он перепрыгнул через соседа, отшвырнул Олена и бросился к веревке. Схватился за нее обоими руками и дернул. Из люка донесся хлопок спущенной тетивы. Сошедший с ума узник свалился, пытаясь выдернуть впившуюся в плечо стрелу. Заскулил, как побитая собака. Кровь потекла по смуглой коже, ручеек ее зазмеился по грязи.
– Давай, – Олен подтолкнул замершего Бенеша. Тот неловко взялся за веревку и поплыл наверх, точно возносящийся в Небесный Чертог бог.
Раненый приподнялся на четвереньки, оскалился, с ненавистью глядя на Рендалла. Сделал движение вскочить на ноги, и тут из люка донесся сердитый голос:
– А ну не балуй! Следующей стрелой я проткну твой прогнивший насквозь череп!
– Ыхххррр… – прорычал безумец и на карачках принялся отползать к стене.
Веревка ударила Олена по лицу, заставила вскинуть руки. Когда вцепился в нее, словно клещ, рывком потащилась вверх. Грязная и вонючая яма, заполненная людьми, начала удаляться. Проплыло мимо отверстие люка, стала видна лебедка, к которой через блок крепилась веревка, двое вращавших ее стражников.
Еще один держал наготове лук, другой – зажженный факел. Колеблющийся алый свет освещал стены недлинного коридора, на полу которого и стояли две лебедки, одна побольше, другая поменьше. Падал на морщинистое лицо старика в зеленом халате, на поцарапанную мордашку стоявшей рядом с ним Саттии.
– Не может быть, клянусь Селитой! – пробормотал Олен. – Я что, сплю?
– Нет, съешь тебя черви, – ответил Махрид Богалак. – Если не веришь, разожми руки, и шлепнешься обратно в зиндан.
– Вот уж ни за что! – Олен изогнулся, ступил на край люка, а затем и на пол коридора. – Саттия, живая! Как это здорово!
