фотографий с места бойни у него не будет, а пустой репортаж из одних эмоций, выраженных печатным словом, кого может заинтересовать?
Майор кивнул на стул у окна.
– Сядь туда.
Нажав на кнопку вызова, он смотрел на Сергея с веселым недоумением, точно так же, как в прошлое их свидание – в больнице. Вошедшему конвойному велел привести «спасенного».
Когда в кабинет ввели человека в синих колготках и туфлях, короткой женской кофте, с обесцвеченными волосами и губастого, с серьгой в ухе, Сергей на мгновение поверил, что перед ним знаменитый Толя.
– Садись, создание, – велел артисту майор.
– Спасибо, – манерно кривляясь, отозвался спасенный.
Голос у него совсем не походил на знаменитый голос Толи, и первое очарование прошло. Сергей видел сидящее на стуле, закинув ногу на ногу, жалкое подобие знаменитого артиста. Слушать и смотреть его спектакль Сергей не желал. Он обратился к майору:
– Можно, я уйду?
– Куда? – удивился майор.
– Домой.
– У тебя нет удостоверения личности!
– Но вы же меня знаете.
Весело ухмыляясь, майор выписал Бянко пропуск на волю.
– Чтобы не смел писать об этом!
– Почему?
– Потому, что я так велел! – неожиданно разозлился майор. – Если еще раз наши дорожки пересекутся, я добрым не буду!
Сергей не понял, чем вызвал у следователя приступ озлобления, но перечить не стал – быстрее бы выбраться из каталажки да умыться холодной водой – избитое тело ужасно болело, особенно лицо.
Из милиции домой он добрался на такси – шофера сразу предупредил, что без копейки, и тому пришлось за расчетом подниматься к журналисту в квартиру. За машиной Сергей решил ехать утром, когда немного оклемается. Бог даст – не украдут. Нашел он себе приключение, ничего не скажешь… А завтра еще предстояло давать отчет Азарову о проделанной поисковой работе. О чем он будет говорить? Что гонялся за скандальными фотоснимками? Тогда он опять окажется на больничной койке. Или даже лишится жизни за впустую потраченный аванс. Будут они лежать на кладбище рядом – Сергей и дурак Азаров, а их высеченные на граните героические изваяния – смотреть друг на друга незрячими холодными зрачками.
Умывшись, выпив обезболивающего, смазав синяки и ссадины лечебным гелем, Сергей все-таки решил ехать за машиной – душа была не на месте. Он уже чувствовал себя вполне сносно, а машина есть машина, и бросаться такой роскошью не пристало!
Автомобиль был на месте. Сергей пиликнул сигнализацией – центральный замок отомкнулся. Он сел в кресло, захлопнул дверцу. Пахло сырой кожей и резиной. Ключ бесшумно вошел в замок зажигания, поворот – и машина ожила: засветилась панель управления, запульсировали красными и зелеными огоньками датчики, еле слышно заворчал двигатель. Сразу стало уютно. Бянко одним пальцем протолкнул рычаг коробки передач, и «десятка», сразу стремительно набирая скорость, понеслась по полупустому проспекту. Сверкали огнями рекламы ночные клубы, круглосуточные супермаркеты. На тротуарах кипел людской водоворот. Вечерний Питер был оживлен и тороплив.
Ныли ссадины на лице и синяки на теле. Было обидно за неудачное рандеву по отлову Толи, и еще в душе продолжала шириться усталость от муторной возни с наездом неведомых вымогателей на лесорецкую шестерку. Конечно, он поимел за эти муки кое-какие деньжата и даже ощущает их задницей и руками; несется по вечернему городу в собственной машине (разве смог бы он купить «десятку», не подвернись это дельце?), а потому все эти разборки уже не впечатляли. Сергей все чаще, грешным делом, думал – быстрее бы хлопнули этого Азарова, он бы освободился от непосильного задания и остался при деньгах. Но всякий раз после таких мыслей на душе делалось тяжело.
Вдруг в свете фар мелькнул бок белой иномарки – красные огни фонарей резанули Сергея по глазам. Он инстинктивно нажал на тормоз и, проворачивая руль, уводя машину к обочине, успел подумать, что его попытались «подрезать» автомобильные кидалы. Попробуй, докажи, что не ты поцарапал их хренов «Мерседес» или «Ауди» последней модели.
Но иномарка умчалась в далекую темень. Успокаиваясь, Сергей посмотрел в зеркало заднего вида – тихо и темно.
Неожиданно сбоку подлетел серый «японец» и затормозил.
«Все-таки подловили меня, – подумал Бянко растеряно. – Зачем я поехал за машиной вечером? Надо было ждать до глубокой ночи».
Из «Тойоты» вышел среднего роста мужик в трико, кроссовках и модной короткой курточке.
– Эй! – крикнул он, подходя к машине Бянко.
Ничего не оставалось делать, как опустить стекло и глупо улыбнуться.
– Здорово, журналист, – голос не выражал ни злобы, ни превосходства. Обычный голос. И Сергей сразу расслабился. Так бывает – ждешь опасности, но услышал голос, исторгнутый свирепым «злодеем», и сразу ясно – тебе не желают зла. Мужик клацнул зажигалкой. Красной точкой засветился огонек сигареты. – Я Волкашин. Ты хотел поговорить со мной. Мне Азар звонил.
Вот оно как! Без прикрытия этот волк по городу не шастает. Значит, это фээсбэшники его мастерски подрезали, заставив выскочить на обочину. Выполнено очень профессионально.
Бянко вздохнул. Что даст ему этот разговор? Разрешит ли он те мучительные задачи, которые Сергею пока были не по мозгам? Главное, чтобы после общения с Волкашиным не стало хуже, чем теперь.
Толкнув дверцу, Сергей вылез из автомобиля. Волкашин протянул руку для пожатия. Бянко ответил. Пожатие мягкое, пресное. Рука мягкая. Волкашин не пытался силой пожатия сразу же внушить Сергею свою силу и могущество. Ему было все равно. Для него Бянко был никто. Он приехал, чтобы отвязаться, приехал ради своего дружка Азара – для отчетности: «Ты просил, я сделал». Сергею стало немного обидно. Самая главная ошибка великих – неприятие маленьких людей. А они, эти черви, быдло, эти мураши, они ведь тоже с мозгами, с волей, с коварством, с ярым азартом, и многие великие поздно понимали, что пренебрежение есть грубейшая ошибка, ведущая в пропасть.
Эта успокоительная для самолюбия Бянко мысленная тирада пронеслась в его мозгу за одну восьмую секунды. Или быстрее. Волкашин за это время успел дернуть ногой – в паху у него вспотело, и яички липли к ногам, он испытывал дискомфорт, а при сявке-журналисте не хотелось лазить руками между ног, поправляя запревшее хозяйство. Волкашин желал как можно быстрее ответить на глупые вопросы идиота, нанятого перепуганным Азаром, и еще припугнуть пижона – не его это дело, совать нечистый нос в денежные дела больших людей.
– Что у тебя? – спросил нетерпеливо.
– Расспросить вас хотел…
– Расспрашивай, только быстрее. Некогда мне, – Волкашин дернул ногой в одну сторону, потом другой ногой в другую сторону.
Сергей догадался, что у него прилипли трусы к яйцам, и поспешил отвернуться – пусть оправится.
– Ветрено сегодня.
– Ты по делу говори, – хищно циркая, затягиваясь дымом, просипел Волкашин.
Сергей поднял воротник куртки. Продолжая стоять к Волкашину спиной, произнес:
– Я говорил со многими участниками событий.
– И что? – Волкашину стало невыносимо, и он все-таки оправился, пользуясь любезностью журналиста.
Сергей понятия не имел, как высказать то, что он должен сказать фээсбэшнику. Невозможно вот так, прямо в лоб, заявить всесильному и наглому властьдержащему монстру, что у него, маленького человечка, закралось подозрение по отношению к нему, что многое кажется странным и неестественным. Как ему сказать: «Вы совершили массу ошибок! Не сознательно ли? Не имеете ли вы некий меркантильный интерес в деле?»
– Итак! – Волкашин нетерпеливо подергивал ногой.
