– А какая разница? Главное ведь результат, – кивнул на экран телевизора полковник. – И убедительно. Мало ли всякого барахла в России тонет, падает, взрывается, переворачивается…
– И то верно, – согласился Скалозубов и мгновенно сменил тему. – Только не забывай, Яковлевич, что у тебя осталось еще одно незаконченное дело. Честно говоря, я и предположить не мог, что твои люди умудрятся упустить этого «инспектора». Ты, конечно, не обижайся, но либо они полные идиоты, либо он настоящий профессионал, который ухитрился обвести их вокруг пальца, как каких-то пацанов. Надеюсь, ты сделал из этого соответствующие выводы? – прищурился он.
Что подразумевал под «соответствующими выводами» член Совета по нравственному и духовному воспитанию несовершеннолетних, было нетрудно догадаться. Это фактически ультиматум – мол, если не поймаешь этого засланного казачка, выдающего себя за инспектора КДН, то можешь и не мечтать о кресле губернатора, а возможно, и лишишься своей нынешней должности. Конечно, жестко, но Евсеев и сам проводил подобную политику в отношении своих подчиненных.
– Не волнуйтесь, Леонид Витольдович. Я всех полицейских на уши поставил. Ему никуда не деться. Понимаю, что прогноз – неблагодарное дело, но думаю, через два-три дня он обязательно отыщется, – заверил полковник.
– А я и не волнуюсь, Яковлевич, – ухмыльнулся Скалозубов.
Тем временем на плазменном экране вместо спецкора, ведущего репортаж с места авиакатастрофы, появилась телеведущая новостной программы «ОТВ-24». Рядом с ней в студии сидел восставший из мертвых губернатор Ладутько. Выглядел он неважнецки: заспанный, мешки под глазами, поникший взгляд. И тем не менее был живее всех живых.
– В это трудно поверить, но, как видите, Николай Павлович, – девушка глупо улыбнулась, – не погиб. А находится сейчас рядом со мной.
Ладутько томно вздохнул, словно и сам был не рад тому, что жив.
– Да, не погиб, – загробным голосом произнес он. – И вообще я хотел бы прояснить ситуацию. Дело в том, что вместо меня на борту самолета оказался другой человек. – Губернатор отыскал взглядом на столе стакан с водой, трясущейся рукой подвинул к себе, но так и не отпил из него. – Это Евгения Ермакова. До сих пор не могу поверить, что ее уже нет с нами.
– Ермакова? – удивилась телеведущая. – Директор детдома?
– Мы были с ней достаточно дружны. И я время от времени помогал ей. Вот и теперь за мной прислали самолет для полета в Москву на встречу с бизнесменами. Но встречу в последний момент отменили. А Ермаковой надо было срочно в столицу. Не для личных целей, конечно, – она полетела по делам детдома. Слава богу, если можно так сказать в нашей ситуации, не взяла с собой никого из детей. Сами понимаете, так быстрее, чем на поезде, – в глазах Ладутько заблестели слезы. – Вы меня извините, но мне нужно побыть одному, – с этими словами он встал и ушел.
Телеведущая провожала покидающего студию губернатора сочувствующим взглядом.
– Даже и не знаю, что тут сказать, – растерялась она.
Картинка дернулась. На экране появилась заставка – горящая свечка на черном фоне, заиграла трогательная и грустная музыка.
Потерявший дар речи Скалозубов исступленно уставился на Евсеева – мол, как это понимать? Еще несколько минут назад ты меня заверял, что Ладутько уже отошел в мир иной, а тут выясняется, что он жив и здоров…
Коттеджный поселок «Золотая гора» целиком и полностью соответствовал своему громкому названию. Здесь жили очень богатые люди: коррумпированные чиновники, продажные судьи, нечистые на руку бизнесмены. И располагался он на возвышенности, словно бы демонстрируя близлежащим деревням и дачным кооперативам, раскинувшимся у подножия горы: мол, смотрите, простые смертные, где вы, а где мы.
Естественно, типовых двухэтажных коттеджей здесь и в помине не было. А зачем скромничать, когда можно отгрохать роскошную виллу, почти точную копию какого-нибудь средневекового европейского замка в уменьшенном виде или хай-тековский дом, спроектированный модным архитектором? К тому же если у тебя денег куры не клюют? В общем, «Золотая гора» была этакой Рублевкой местного розлива.
Между собой жители коттеджного поселка практически не общались. Каждый жил в своем замкнутом мирке, прячась от других за бетонным трехметровым забором и ощущая себя на своих двадцати сотках царем и богом. А потому абсолютно никому не было никакого дела до того, что происходит в стенах странного на вид особняка, расположенного на окраине «Золотой горы».
Странным в нем было многое: и постоянно опущенные на окнах роллеты, и усиленная охрана, и непонятные люди в белых халатах, время от времени выходящие покурить на крыльцо, и микроавтобусы с тонированными стеклами, которые регулярно то привозили в особняк, то увозили из него небольшие группки детей по пять-шесть человек…
…Одна из стен коридора буквально пестрела детскими рисунками. Их было десятки, если не сказать сотни. Все выполнены на стандартных листах формата А4, на каждом проставлена дата и указаны имя- фамилия юного автора. Кое-какие были нарисованы фломастерами, некоторые – акварельной краской, но большинство – карандашами. В основном это были неоригинальные и чересчур банальные работы: солнышко с лучиками, домик, а возле него взявшиеся за руки мама, папа и ребенок. Но с ними соседствовали и довольно прикольные «художественные произведения», в которых чувствовался полет фантазии, – так, некий Вася Р. изобразил непонятное существо-мутанта: голова Крокодила Гены, туловище Чебурашки, а вместо ног лыжи. Но Игорь В. пошел еще дальше, нарисовав злобного Шрека в костюме Бэтмена, стоявшего одной ногой на Колобке. А вот рисунок Виолетты П. даже трудно было назвать рисунком в прямом понимании этого слова: обычная клякса и сделанная под ней черной краской надпись – «FUCK YOU КАЗЛИНА. ПАСТЬ ПОРВУ. МОРГАЛЫ ВЫКАЛЮ» и три жирных восклицательных знака в конце.
Возле него и остановился неспешно прохаживающийся по коридору сутулый мужчина с жиденькой козлиной бородкой. Всмотрелся, нахмурился, достал из нагрудного кармана блокнотик, шариковую ручку с погрызенным колпачком и сделал на чистом листике следующую запись:
«Крайне агрессивна. На контакт не идет. В отличие от других детей не поддается… – на какое-то мгновение задумался и, так и не закончив свою мысль, зачеркнул последнюю фразу. – К тому же, как выяснилось, очень хитра», – дописал он и ухмыльнулся своему открытию.
– А вот на этот раз, дорогуша, ты меня уже не обманешь, – тихо проговорил мужчина, словно боялся, что его подслушает та, кому были адресованы эти его слова, и пошел дальше коридором.
На ковре перед огромным зеркалом сидели с десяток детдомовцев в одинаковых синих пижамах и молча смотрели на свои отражения. Никто, даже озорной на вид мальчуган, не пытался корчить рожицу, не показывал язык, дабы рассмешить своих товарищей. Наоборот, все они были серьезны и предельно сосредоточены на своих зеркальных копиях. При этом их лица были лишены каких-либо эмоций, глаза стеклянные, сидят и даже не шелохнутся, словно бы это не живые дети, а бездушные манекены. Лишь во взгляде Виолетты читались осмысленность и понимание происходящего.
За спинами детдомовцев прохаживалась, заложив руки за спину, упитанная женщина лет пятидесяти в белом больничном халате, на отвисшем кармане которого висел беджик. «Ассистентка» – гласила напечатанная на нем жирным шрифтом надпись. Время от времени она поглядывала на компактный цифровой диктофон, лежавший на пуфике в дальнем углу комнаты. Тот подмигивал крохотной зеленой лампочкой, проигрывая умиротворенную мелодию, на которую был наложен убаюкивающий мужской голос: «…приятный прохладный ветерок обдувает ваши лица, щебечут птички, греет солнышко, вы лежите на мягкой травке и радуетесь жизни…»
Вскоре в комнату вошел сутулый мужчина с козлиной бородкой. Никто из детдомовцев не обернулся. Все продолжали таращиться в зеркало, словно бы не замечая его появления.
– Альберт Эдмундович…
– Тс-с… – приложив указательный палец к губам, прошептал сутулый. – Можете быть свободны. Дальше я сам.
Женщина понимающе кивнула и на цыпочках подкралась к двери. Практически бесшумно открыла ее и так же бесшумно закрыла, но уже с другой стороны.
«…как же хорошо на природе, особенно когда вы не одни, а вместе со своим другом. Пускай он и намного старше вас, но в душе он ребенок. Такой же, как вы. Ему можно доверять, открывать свои тайны. А
