голос.
Андрей и Степан оглянулись и увидели говорившего. Бросались в глаза его простое улыбающееся лицо, покрытое веснушками, и огненно-рыжая шевелюра.
— Майкл Никсон! — продолжал подошедший по-русски. — Очень буду рад знакомым быть. Передайте, пожалуйста, мой привет товарищам Карцеву Алеше и Дениске Денисюку.
— Откуда вы их знаете? — спросил пораженный Андрей.
— Дружба детства… Позвольте, я помогу вам встать. Ваш павильон отстояли американцы, потому что среди них очень много есть друзей Карцева и Денисюка. Теперь будет еще больше друзей, друзей вашего проекта, друзей мира. Об этом я произносил вчера в сенате горячую речь. Боялся, что загорится кафедра. — И он рассмеялся. — Почтенные сенаторы кряхтят, но вынуждены соглашаться, что мосты лучше бомб. Честное слово! А если мост еще и выгоден, обеспечивает дешевизну транспорта, то, верьте, американцы еще не забыли, что они деловые люди. Вот и получается, что американским ребятам и советским ребятам есть смысл сблизиться.
Андрей и Степан смотрели на молодого сенатора, о котором уже знали, что он в детстве совершил путешествие зайцем, прикинувшись немым, до Советского Союза, а потом через всю нашу страну. Он был первым среди американских друзей Арктического моста.
КНИГА ВТОРАЯ. МОСТ ДРУЖБЫ
Свершить великое может лишь тот,
кто дерзает.
Часть первая. ДЕРЗАНИЯ
Упрямство — оружие слабых.
Упорство — орудие славы.
Глава первая. НИ ЗА ЧТО!
В час затишья ветер рождала только скорость. Воздух бил в лицо, толкал в грудь. Глиссер несся, готовый выскочить из воды, оставляя за собой единственные в море волны.
Море! Черное море! Сейчас оно было синим. Но какая это была синева! Лиловая, грозная, почти черная синева… Море, безмерно огромное, как мир, бесконечно разное и прекрасное, вечное, как движение! Могучая стихия, с которой не устает бороться человек, побеждая ее сначала веслом, потом парусом, наконец, паром, электричеством и ныне атомом… Упрямая стихия, которая не хочет признать власти человека и требует от него дань жизнями самых дерзких, самых смелых! Море! Черное море!
Так воспринимал душой море Сурен Авакян, горец, сухопутный человек. Для моряка оно иное — строптивое, часто опасное, с которым всегда надо быть начеку. Сурен же захвачен был морем, оно было для него ослепительным, радующим простором с таинственной и страшной глубиной…
— Ах, Черное море — кавказское море! — только и мог выговорить он, наделяя море высшим эпитетом, какой только мог придумать.
Стоявший с ним рядом озабоченный моряк улыбнулся. Он держался, как и Сурен, рукой за поручни, замыкая тем самым сеть наушников и микрофонов, заключенных в шлемах.
— Вот уже и плавающий док, — заметил он.
— Какой там док! При такой погоде просто плавающий курорт! — засмеялся Сурен, поблескивая антрацитовыми глазами. Он сорвал шлем и стал размахивать им в воздухе, словно с плавучего дока его можно было увидеть. Ветер завладел его волосами и мгновенно пригладил их.
Командир глиссера сказал:
— Не думаю, что курорт… Прогноз погоды скверный.
Сурен, заметив, что с ним говорят — из-за рева моторов он ничего не слышал, — снова надел шлем:
— Ай-ай! Какая красота! Пароход, как кабардинский жеребец, на дыбы встает!
Моряк осуждающе покачал головой.
— А что? Опасно так, носом кверху? — заглянув в его глаза, спросил Сурен.
Вместо ответа моряк кивнул на горизонт.
На его дуге виднелось судно с тонкой, наклоненной назад трубой и двумя мачтами. С первого взгляда оно могло вызвать тревогу: бушприт корабля был задран вверх, корма почти касалась воды. Весь корабль словно на самом деле пытался встать на дыбы. Что-то длинное, спускавшееся с кормы, продолжая линию палубы, сразу за кораблем исчезало в волнах.
— Я так полагаю, — сказал моряк. — Трубы — не кабель. Нельзя их таким способом спускать.
— Слушай, и я так думаю, — доверительно сказал Сурен, понизив голос.
Моряк удивился:
— Я считал вас в числе первых энтузиастов строительства.
— Правильно считал! Очень правильно! Знаешь, зачем я еду?
— По морю не ездят, а плавают, — поправил моряк.
— А мы ездить хотим! В самой морской глубине ездить станем на колесах! И я хочу весь туннель в глубине сделать, наверх и носу не казать! Жаль только, такой красоты не будет видно. Эх, моряк! — И Сурен потряс кулаками. — Что я придумал, ай, что я придумал! Андрейка как рад будет! Обязательно меня задушит. Мне подпорки под ребра нужны. Очень требуются…
Моряк смеялся. Веселый попался пассажир!
Док-корабль был уже близко.
Сурен снова сорвал шлем и размахивал им:
— Ах, море! Великое море! Вечное, как движение! А мы для тебя такое движение придумали, что тебе и ни снилось! Что? Потемнело, нахмурилось? Слушай, придется тебе смириться. Потому что человек — это еще больше, еще красивее, еще сильнее, чем море!
Море больше не улыбалось, насупилось, морщилось сердито валами. Откуда-то наползли тучи, забелели барашки, в лицо Сурену ветер бросал брызги. Не замечая ничего, Сурен продолжал махать шлемом.
Андрей Корнев стоял на капитанском мостике плавучего дока и смотрел в бинокль. Кто же другой, кроме Сурена, мог так неистово жестикулировать?
Андрей обернулся к стоявшему позади него еще молодому коренастому моряку с обветренным спокойным лицом, грубоватым, суровым, но с милой ямкой на подбородке. Это был знаменитый полярный капитан Терехов, построивший на гидромониторе Мол Северный. Он взялся командовать плавучим доком в Черном море, чтобы потом, если это окажется возможным, спустить плавающий туннель под льды Арктики.
— Федор Иванович, дорогой, пошлите за ним катер! Видите, как ему не терпится, — попросил Андрей.
Моряк кивнул головой:
— Успели вовремя.
— Ах, да-да! — вспомнил Андрей. — Значит, сегодня будет настоящее испытание? Ну что ж, «будет буря, мы поспорим»! Я даже рад этому.
Андрей говорил отрывисто, он волновался, но не из-за прогноза погоды, сделавшего строгим глаза Федора Ивановича, а из-за радиограммы о Сурене, который вез важное сообщение.
Какая борьба позади! Чего стоило добиться начала опытного строительства плавающего туннеля из Ялты в Сочи! Андрей предлагал тянуть его из Мурманска на Новую Землю, но Алексей Сергеевич Карцев по совету Николая Николаевича Волкова предложил Корневу черноморскую трассу. Это прошло в Совете Министров, поддержал Волков. Строительство началось, но оно считалось опытным и почти обреченным. Мало кто надеялся на его завершение. Противники Андрея не сложили оружия и сейчас, когда сорока километрам уже спущенного туннеля грозила ежеминутная опасность, снова повели наступление. Степан воевал с ними в Москве. Они настаивали на прекращении дорогостоящих опытов, которых в ледовых условиях даже не повторить. Что-то везет Сурен? Зря не помчится он в море перед самым штормом.
Приложив к глазам бинокль, Андрей увидел, как пассажир пересел с «реаплава» на катер. Время текло поразительно медленно. Казалось, что катер никак не развернется.
Следить за ним в бинокль было мучительно. Андрею не верилось, что катер движется, а не просто подпрыгивает на волнах.
Наконец с корабля сбросили веревочный трап. Андрей поспешно начал спускаться с капитанского
