Он прохаживался в опасной близости от уткнувшихся лицом в землю злоумышленников. Коснулся стволом обезьяноподобного.
– Встать.
Тот поднялся.
– Без лишних телодвижений! — он упер дуло парню под ухо; наверное, это профессиональный прием; в полицейских боевиках герои именно сюда тычат свои черные пистолеты, под ухо.
– Так, — сказал попутчик. — Теперь ты немного займешься физкультурой, — он отступил на два шага. — Руки опусти, затекут.
Потом я наблюдала, как потенциальный партнер, с которым я должна была бы, уступая грубой силе, заниматься любовью в овсах, перегружает все четыре колеса из багажника своей машины в Гакгунгру.
– Тащи домкрат.
Парень принес.
– Слушай меня внимательно… — он говорил спокойно и монотонно, как будто зачитывал инструкцию о пользе мытья рук перед едой. — Ты сейчас на этой машине заменишь всю резину. Три ваших колеса, насколько я понимаю, в полном порядке. Пробитое оставишь себе. Снятые с нашей машины колеса уложишь на заднее сиденье.
Трудно сказать — как я среагировала.
Уголком глаза я видела: 'парламентарий' потихоньку убирает ладони с затылка, приподнимается. Вот он уже стоит на четвереньках…
Я с размаху хватила его стальным прутом по плечу.
Наверное, я сломала ему ключицу — он рухнул лицом вниз, дико завыл, подобрал под себя раненую руку и остался так лежать в неловкой скрюченной позе — и выл, выл, выл…
Попутчик подарил мне долгий оценивающий взгляд, в котором я прочла примерно следующий текст: 'От девушек с такими ухватками стоит держаться подальше. Или нужно заставить их носить на груди металлические таблички, которые вешают на столбах линий электропередач в порядке предупреждения — 'Не влезай, убьет!'
Если он предположил нечто такое, то отказался от истины неподалеку — недаром же добрый десяток лет я живу вместе с Роджером. Металлическая табличка, изображающая череп, висит у моего изголовья — Роджер весело скалится и предупреждает всякого, кто рискует покуситься на мою девичью честь: 'не влезай — убьет!'
Процедура переобувания Гактунгры в новую резину заняла немного времени. 'Его бы в компанию механиков формулы-1', — подумала я, наблюдая, как разбойник проворно управляется с делом.
– Хочешь, составлю тебе протекцию в конюшню 'Вильямс-Рено'? — сказала я ему на прощание. — У меня там знакомый. А что, по миру поездишь: Монте-Карло, Монако…
Он окинул меня взглядом мясника, собирающегося разделать коровью тушу согласно малоаппетитной схеме, какие когда-то висели в мясных отделах магазинов; корова на этих полотнах казалась сшитой из разноцветных лоскутков, и мясник точно знал, в какой из швов ему надо садануть топором.
Отъехав, я глянула в зеркальце: парень исступленно колотил кулаками по крыше безногого автомобиля.
– А что, это так теперь в приличном обществе принято — таскать под плащом ружья? — спросила я.
Он засмеялся: нет, не принято, конечно, просто так сложились обстоятельства; он охотник, заядлый… Дал приятелю на время свое ружье, тот на уток собирался сходить; договорился в охотхозяйстве — хотя у него ни охотничьего билета нет, ни, естественно, разрешения на хранение оружия. Приятель этот человек взбалмошный — вчера мой попутчик пожалел о своей слабости, поехал к нему на дачу, ружье забрать. Хозяина на месте не оказалось, его мамаша выдала ружье — правда, без чехла, чехол приятель куда-то засунул. Искали-искали, но так и не нашли. Пришлось забрать так. Ну, а на обратном пути он поймал гвоздь на колесо.
– Остальное ты, вроде, знаешь, — заключил он.
– Так ты охотник… — грустно протянула я.
– А что, это плохо?
Все это время он сидел вполоборота ко мне — изучал.
– Ну, что смотришь? — огрызнулась я. — Интересно?
Ничего интересного: девушка тридцати с небольшим, рыжая, рост сто пятьдесят восемь, вес сорок пять килограммов, грудь маленькая, образование высшее гуманитарное, русская, беспартийная, место работы — профсоюзная библиотека, семейное положение — разведена, место прописки — Агапов тупик, дом десять, квартира двенадцать — в самом деле ничего интересного, таких маленьких беззащитных зверьков сейчас много расплодилось в лесах Огненной Земли…
– А почему Белка? — спросил он после паузы.
Это с детства… Когда-то под нашим старым добрым небом так звали маленькую девочку, она давно выросла, а прозвище осталось; скачет с ветки на ветку, питается дарами природы, орехами да сушеными грибами и старается держаться подальше от людей — среди них встречаются охотники: уверенные в себе мужики. И меткие — бьют белку прямо в глаз, чтобы шкурку не попортить.
Глава вторая
1
'Город принял!' — был в свое время такой популярный милицейский роман; если я не ошибаюсь, в заглавие выплыла одна из уставных реплик: заступая на дежурство по столице, герой докладывает начальству — именно этой фразой — о том, что теперь рука его на пульсе нашего опасного и не вполне здорового мегаполиса.
Именно в этом выражении я бы оценила состояние столицы Огненной Земли в день, когда грянула денежная реформа; город определенно принял — основательно и с утра пораньше: водки и пива, ликеров и сухого, коньячка и шампанского, 'Черри' и 'Салюта', спирта, 'Лимонной', 'Чинзано', 'Мартини'; город потрошил ларьки, торопясь вложить бесполезные деньги в полезные напитки. Похоже, народ отмечал прощание с каноническим ленинским профилем тотальной пьянкой, салютуя вождю чпоканьем пробок и журчанием огненной воды всех цветов радуги, — так что пробка на Садовом кольце меня ничуть не удивила.
На проезжей части творилось что-то невообразимое — бурлящее, клокочущее, поразительно напоминавшее сцену штурма Зимнего из старых фильмов.
– Рабочий тащит пулемет, — сказала я, выворачивая на пешеходный тротуар; однако продвинуться вперед нам так и не удалось — путь был перегорожен грузовиком.
Я выключила движок и закурила.
– Какой рабочий? — спросил мой попутчик.
О, этот поэтический персонаж есть один из ритуальных тотемов коренного населения Огненной Земли; стих, в котором действует ритуальный рабочий, напоминает мне гвоздь-сотку, по самую шляпку его вколотили в наши головы еще в школе — так мы и ходим с пробитыми железной занозой черепами, и никакими…
ВИДАЛ СОСУН, ВОШ ЭНД ГОУ,
ПРОДУКЦИЯ КОМПАНИИ
ПРОКТОР ЭНД ГЭМБЛ,
