Опять же непонятно было, как реагировать на странное поведение нового друга.
– Не помнишь мое имя? – произнес русский одновременно с укоризной и сочувствием. – Ашер я.
Нет, не Ашер. Шауль слышал, как друзья называли этого коренастого усача каким-то именем, созвучным имени Ашер. Ну конечно же – Саша! Распространенное русское имя. Теперь оставалось лишь решить, как себя вести с этим псевдо-Ашером. Для начала Шауль осведомился:
– Как дела, Саша?
– Нормально! – осклабился тот, не обратив внимания на жонглирование именами. А затем без лишних слов перешел к сути проблемы:
– Давай выпьем!
Энтузиазм, вложенный в эти слова, свидетельствовал о том, что речь не идет о простом утолении жажды.
Шауль был в том самом состоянии, когда стресс снимают алкоголем, но не умел этого делать, поэтому слегка опешил. Он, разумеется, слышал о некоторых русских традициях, но никак не мог заподозрить этого симпатичного репатрианта в алкоголизме.
– Настроение поганое, – пояснил Саша-Ашер. – Завтра ты, конечно, откажешься драться с поселенцами. Я тоже. Потому и к тебе пришел, что по тебе видно – ты против. А остальные... Дай Б-г, чтобы нас поддержало побольше народу...
– Ну, я – поселенец. А ты? Ты-то почему?
– А я еврей, – отрезал «русский». – Как я могу не пускать евреев домой? Хотя... – он мрачно причмокнул. – Ничего хорошего меня, конечно, в результате этого не ждет. Будет скандал. Дойдет до университета, где я преподаю. Считай, в следующем семестре часов мне уже не дадут.
Потом, сидя на полу в грязной каптерке, куда Шауль отправился, в основном, из любопытства, чтобы посмотреть, как это делается у русских, и глядя, как репатриант разливает водку по пластиковым стаканам, с почетом занявшим свое место на табурете рядом с нарезанной колбасой, он не удержался и спросил, в каких еще экзотических помещениях в бытность свою россиянином совершал его собутыльник возлияния и с кем.
– Я в России не пил даже пива, – мрачно отвечал тот, протягивая Шаулю наполненный до краев стакан.
Шауль испытал двойное изумление. Его удивило это «даже». Сам он не мог припомнить, пробовал ли когда-нибудь пиво, и уж точно не видел принципиальной разницы между пивом, вином или чем покрепче. А что до водки, то на Пурим нескольких капель на донышке ему хватало, чтобы выполнить заповедь, то бишь уклюкаться до такой степени, чтобы перепутать праведного Мордехая со злодеем Аманом, и тем самым лишний раз признать, что по большому счету оба они, как и все на свете и даже мы с вами, суть лишь фигурки в большой шахматной игре, которую ведет Вс-вышний.
– А здесь, в Израиле, запил? – пролепетал Шауль, пригубив и морщась.
Саша не сразу ответил. Сначала аккуратно опорожнил стакан – Шаулю почудилось, что досуха, – затем смачно крякнул, достал сигаретку, зачем-то ее размял, чего ни один израильтянин в жизни не сделает, затянулся, выпустил струю противного дыма, отчего некурящего Шауля чуть не стошнило, и наконец снизошел.
– А здесь достало меня... – объявил он. – Я из свободной России ехал в свободный Израиль, а попал в Совок.
– Куда? – не понял Шауль.
– В Советский Союз, – пояснил Саша, взглянув на Шауля, как на дебила. – Вы не понимаете. Все твердите: «Вот мы, поселенцы – правые. А интеллигенция у нас в стране – левая». Бред это все! Нет тут никакой интеллигенции – ни правой, ни левой. Есть функционеры. Как там у Оруэлла? Внешняя партия, которая обслуживает Внутреннюю. Оруэлла читал?
Шауль, который допил покамест до верхнего ободка на стакане, но уже чуть-чуть захмелел, мотнул головой.
– Ну вот, огорчился Саша. – А надо бы! Там все смоделировано. Короче, я по специальности лютнист...
– Кто?! – поперхнулся Шауль.
– Лютнист, лютнист... На лютне играю! Лютня, музыкальный инструмент такой, знаешь?
Шауль знал.
– А знаешь, что в Израиле лютниста днем с огнем не найдешь. Приехал. Начинаю искать работу. Ансамбль старинной музыки. Звоню. Там как услышали, так от восторга... Представляешь – живой лютнист. А что из России, так это даже хорошо – неприхотлив, денег много не требует. Короче – с руками-с ногами. Приезжаю. У всех до ушей счастливые улыбки. Вдруг видят – кипа. Улыбки с физиомордий сползают. Ну сыграл я им. Видно, что впечатлились, но молчат. Стали играть вместе. Они не знают, как трактовать. Помог. Сквозь зубы: «Спасибо». А в конце – «Мы позвоним». Как же! Позвонили! Потом еще и еще. Одна и та же история. В университет устроился – вести курс по специальности. Каждый день бегают к начальству, жалуются, что фашистскую пропаганду веду. А фашистская пропаганда знаешь в чем? В курилке ХАМАСовцев обозвал бандитами! Не Абу-Мазена даже – ХАМАС!
– А кто же они, как не бандиты? – возмутился покрасневший с трех капель Шауль.
– Как кто? – рявкнул «русский». – Герои! А иначе и помыслить не моги! То, что со мной третий месяц на кафедре никто не разговаривает – перебьюсь! Есть с кем и вне универа пообщаться. Но как посмотришь, что вокруг творится, настолько тошнить начинает, что рука сама к бутылке тянется. Например, не дай Б-г преподавателю значок или цепочку со звездой Давида надеть! Сразу – вакуум. «Ты бы еще свастику нацепил!» И преподаватели уходят. Кто куда, а кто и в никуда. Молодежь болванить – дело ответственное: не всякого допускают. И то же самое в других универах и колледжах творится, в СМИ, в кино! Так и просеивается наша «Внешняя партия». У меня приятель – кинорежиссер. Не религиозный, не правый... да вот беда – живет в Ариэле. Город на «Территориях». А что делать, если там квартиры дешевые, а он не миллиардер! Никуда не принимают, как услышат! Если ты правый, если ты религиозный, если ты с «Территорий» – все пути закрыты! Левая мафия!
Саша опрокинул стакан в глотку и вновь налил до краев.
«Он преувеличивает, – подумал Шауль, – «гребенка», конечно, есть, заслоны есть, но не глухая же стена. И потом, если бы дело было лишь в одной мафии, то среди свободных художников, скажем, поэтов или прозаиков был бы высок процент правых и религиозных – ведь им-то писать и печататься никто не запрещает! А между тем в этой среде такое же засилье левых! Хотя, с другой стороны, существует такая вещь, как «раскрутка»... А деньги действительно в руках левых».
– Ты знаешь, – вспомнил он, – был такой случай: по телевизору велось какое-то ток-шоу, выступал известный левый политик, обвинял нас, поселенцев, в том, что мы захватываем чужие земли... Телеведущий, человек разумный, гомо сапиенс, так сказать, осторожно возразил, что поселенцы селятся на пустых землях и арабов с насиженных мест не сгоняют. Политик обрушился на него, обвинил в том, что он является врагом обездоленного арабского народа.
«А вы – друг обездоленного арабского народа?» – вежливо спросил ведущий.
«Я друг всех обездоленных!» – с пафосом воскликнул парламентарий.
«Ну и чудесно, – согласился телевизионщик и тотчас же призвал в студию некоего араба, который во время Войны за Независимость покинул родной дом в окрестностях Яффо и на данный момент проживает в лагере беженцев Балата, что вон там, под Шхемом».
Шауль махнул рукой на юго-юго-восток, туда, где из-за украшенного разрозненными огоньками хребта выбивалось свечение большого города.
– Проблема заключалась в том, что дом под Яффо, в котором некогда проживал беженец, сейчас располагается на территории Тель-Авива, причем в престижном квартале. Но и это было бы полбеды, а беда была в том, что адрес его в точности совпадал с домашним адресом нашего политика. Да-да... – Шауль рассмеялся при виде того, как удивление растекается по лицу «русского», – это была та самая вилла, только малость перестроенная! И ведущий предложил борцу за права обездоленных освободить, так сказать, занимаемое помещение и вернуть его законному владельцу. Ох, и скандальчик же, я тебе скажу, разразился! Борец бекал, мекал и менял цвета от алого до фиолетового. Тем временем передача закончилась, араб и политик вернулись в места проживания, а ведущего рассчитали – правда, с выплатой
