– Нет… Мы с нею побратались.
Муртуз обернулся к Циции, протянул ей левую руку, правой снял с головы шапку и проговорил:
– Султи – мой побратим, ты с ним побраталась… Отныне ты будешь и моей сестрой… Того, кто изменит клятве, да покинет господь в беде!
И сам же закончил клятву словом «аминь».
– Теперь располагай мною, как братом, приказывай мне! – воскликнул он.
Девушка поблагодарила Муртуза, и все снова уселись вокруг костра.
Солнце зашло, и ночной ветерок нагнал прохладу. Медленно, горделиво выплыла луна, щедро рассыпая свои ласковые лучи. Веселый птичий гомон сменился лаем шакалов и волчьим воем. Солнце зашло, – и стала неузнаваемой вся природа.
В такую ночь влюбленное сердце жаждет ласки, мужчину влечет к отважным делам, но наши герои так устали от дневных волнений, что у них не оставалось сил даже для грусти.
Один только Муртуз не забывал о том, что надо поужинать. Он постарался как можно пораньше приготовить вкусный ужин.
Вскоре аромат жареного мяса разлился в чистом воздухе, дразня аппетит. Муртуз воздал должное шашлыку, он только никак не мог понять, почему его друзья не проявляют такого же интереса к жирным кускам баранины.
После ужина Султи рассказал Муртузу о своем решении вернуть Цицию домой. Муртуз задумался.
– И все-таки тебе нельзя итти туда, – сказал он наконец.
– Почему нельзя?
– Потому что за твою жизнь объявлена награда, а на белом свете немало низких людей.
– Как же быть?
– Я сам пойду.
– Нет, Муртуз, так не годится, ты в таком же положении, как и я.
– Что ты? Могу ли я равняться с тобой? Мне жизнь не дорога, цена мне одна что живому, что мертвому.
И такая глубокая печаль отразилась на лице Муртуза, что все на время умолкли.
Какие-то тягостные воспоминания, видимо, охватили его, но он быстро их отогнал, высоко вскинул голову и попытался развеять облако грусти, стал шутить, смеяться. Но Цицию и Султи не обманули его шутки: они чувствовали, какая острая боль все еще живет в сердце этого человека. Всякие слова утешения и сочувствия были тут бессильны, и они решили сделать вид, что ничего не замечают.
Вскоре друзья легли спать. Циция устроилась на свежем сене, а мужчины завернулись в свои меховые бараньи тулупы и улеглись поодаль – прямо на земле.
16
Жизнь наших двух героев вообще не располагала к душевному покою и безмятежности. А сегодняшний день был особенно богат событиями, и потому им не так-то легко было заснуть. Они молчали, и природа также затихла. Тишина нарушалась лишь мирным пофыркиванием лошадей да немолчным, убаюкивающим рокотом реки. Месяц медленно и важно катился по небу.
Так протомились в полудремоте наши герои до самого утра. С рассветом они двинулись к Джариахским вершинам. Как орлиное гнездо, лепилась к склону одной из вершин деревня Арция, горделиво озирая со своей высоты змеящиеся тропинки и пенящиеся водопады.
Перед деревней их встретила ватага мальчиков-подростков. У каждого торчал за поясом кинжал или пистолет. Завидя всадников, они еще издали принялись «угадывать», кто едет.
– Анзор, должно быть, – кричал один.
– Heт, это, верно, чербижневский Сослан!
Так, радуясь гостям, – гости всегда приносят с собой праздник, – весело обгоняя друг друга, они подбежали почти вплотную к едущим.
– Да это наш Султи! – воскликнул один юноша постарше. Все приветствовали гостя, высоко поднимая руки.
– Здорово, борги, зодорово! – улыбался им Султи, – Джан-Чор дома?
– Дома, как же, дома! Он гонит водку к нашему празднику!
– Значит, мы поспели во-время! – пошутил Султи. – А даст он нам отведать своей водки?
– Конечно, даст! Кому же, как не вам! – кричали мальчики.
Они въехали в деревню. Мальчики уже успели сообщить Джан-Чору о прибытии к нему гостей, и у порога его дома собрались юноши – принять приезжих. Они помогли им сойти с коней.
Узнав, что среди гостей есть женщина, навстречу вышли обитательницы дома и увели Цицию на женскую половину.
Джан-Чор – высокий, седой, как лунь, старец, всеми любимый и чтимый в горах, приветствовал гостей.
– Камин загудел в моем доме, а кровля поднялась выше, когда вы вступили на мой порог! – сказал он.
– Дом Джан-Чора – надежное убежище для всех… Мы гордимся, что у нас такой хозяин, – сказали прибывшие.
Старец обвел взглядом столпившихся домочадцев и соседей и крикнул им:
– А ну-ка, ребятки! Готовьтесь принять гостей по достоинству!
Младшие провели прибывших в помещение для гостей, приняли от них оружие, помогли им расстегнуть застежки на архалуках и чохах, взбили тахту и усадили на нее Султи и Муртуза. Рядом с ними сел только один Джан-Чор, остальные остались стоять вдоль стен, почтительно слушая и предупреждая каждое желание старшего в доме и гостей.
Цицию взяли на свое попечение женщины и ненавязчиво, но любовно ухаживали за нею.
Начался пир. За обедом последовал ужин, песни и пляски не прекращались целый день.
На следующее утро, когда Джан-Чор пришел приветствовать гостей, Султи – правда, не во всех подробностях, – рассказал ему о своих приключениях. Он оказал только, что Циция – его названная сестра, и они похитили ее у отца, чтобы обвенчать с любимым человеком.
– А теперь Муртуз едет за женихом! – закончил свой рассказ Султи.
Мудрый и наблюдательный старец сразу все понял, понял, что Султи сам любит девушку и приносит свое чувство в жертву братскому долгу, но он ни единым словом не дал почувствовать юноше о своей догадке.
После завтрака подали для Муртуза оседланного коня. У ворот стояло несколько юношей около своих коней, закинув поводья за луки седел. Они должны были сопровождать гостя до границы своего удела, – здесь хозяин отвечал за его благополучие.
Лошади, как бы предвкушая веселую поездку, радостно пофыркивали, навострив уши. Всем своим видом они как будто говорили, что не осрамятся ни в каком состязании.
Муртуз сел на коня. Ему подали ружье, он ловко закинул его за плечи и натянул поводья. Конь весь подобрался, сжался, каждый мускул напрягся у него под кожей. Глаза его загорелись, ноздри расширились. Всадник стегнул коня плетью, тот взвился на дыбы, сделал скачок, описал в воздухе дугу и стрелой понесся вперед.
Всем, видимо, понравилось, как Муртуз тронул с места коня, они одобрительно гикнули, сопровождающие вскочили на своих коней и устремились следом за гостем.
Чтобы раззадорить своего коня, каждый всадник заставлял его играть под собой, и это было прекрасное зрелище, полное жизни и юношеской отваги.
Каждый всадник как бы сросся со своим конем и, выпрямившись в седле, покачивался в лад стройной поступи благородного животного. Кони то стремительно неслись вперед, то грудились все вместе, то вдруг поворачивали и скакали обратно. А всадники тем временем свешивались с седел, подхватывали на бегу мелкую придорожную гальку или откидывались назад через круп лошадей, свисая плечами до самой земли.
Вот поскакал вперед какой-то юноша. Он намного опередил остальных. Тогда он вынул из газыря патрон и, свесившись с коня, положил его на дорогу. Следом за ним летел другой. Наклонившись вперед, он держал левую руку на прикладе ружья в чехле. Вдруг молнией сверкнуло в воздухе дуло ружья, – это он в мгновение
