– Не понял.
– Ну, ваши красные поют везде, что они умрут, как один, в борьбе за это.
– Да! – Щеглов поднялся, посветлел, поднял голову, пытаясь напеть известные слова песни, что получилось у него совсем плохо, даже отдаленно похоже на пение не было, что чуть рассмешило красноармейцев: – И все умрем в борьбе за это!
Как истинный фанатик, Щеглов верил в коммунистическое будущее всего человечества, верил, что всё поделят между людьми поровну, что настанет земной рай, только нужно поскорее расправиться со всеми буржуями и белогвардейцами, не обращая внимания на возможные людские жертвы – ведь лес рубят – щепки летят, как приговаривали его коммунистические учителя, но в силу своей неграмотности (он окончил лишь четыре класса в школе) не мог знать, что всё это утопия, даже слова такого в его лексиконе не было, и не может наступить земной рай после грабежа одних и дележки награбленного другими.
– C’ est le mot… Именно так поете, – пояснил Николя.
– Да, поем!
– Так поясните, что значит «это»?
Щеглов обескуражено глядел на улыбающегося Николя и не мог найти толкового ответа. В действительности в песне звучали такие слова «в борьбе за это», но за что Щеглов не мог ответить сразу, хотя и понимал, что за светлое будущее человечества, за буржуйское добро и так далее. Словом, он мог долго перечислять, за что надо бороться с буржуями, но тут, глядя на улыбающееся лицо белого офицера, он не смог моментально ответить и лишь еще больше злился. Щеглов лишь недоумевал, почему белый офицер так спокоен, хладнокровен, уверен в себе, ведь скоро ж его расстреляют…
«Ну и выдержка у этого белого», – подумал Щеглов, а вслух протянул:
– Как что такое это… Это… Это наше всё… Это наша жизнь…
– Понятно, очень четко и внятно объяснили, – подытожил Николя, перестав улыбаться.
– В общем… ты… хватит вопросики мне задавать! – вспылил Щеглов. – Здесь только я вопросы задаю!
Николя решил помолчать.
– Итак, отвечай! Имя, фамилия! – потребовал Щеглов, хмурясь.
– Николя. Николай Воронцов.
– Так, звание какое?
– И это вы знае…
– Черт, звание!
– Капитан.
Капитан, значит? Ладно… А где твой отряд?
– Нет его… Ваши красные сволочи его уничтожили.
– Что-о?! Да я тебя…
– Расстреляете? Ну и ладно.
– И не боишься?
Николя пожал плечами, ответив:
– Vous savez… Как сказать… Скорее – нет, чем – да.
– И откуда такая храбрость у белой гвардии?
– А мы знаем, куда попадем. Не то, что ваши красные.
– Гм, куда ты попадешь, буржуй?
– В рай, – с милой улыбкой ответил Николя.
– Ну, ты, нам религиозную пропаганду здесь не проводи! – строго произнес Щеглов. – Опиума для народа нам не надо.
– Гм, для кого-то она опиум, а для кого – духовное утешение, благодать, – заметил Николя.
После короткой паузы Николя поинтересовался:
– Может, мне можно присесть, комиссар?
– Ты скоро ляжешь, чего тебе сидеть-то.
– А стул нельзя мне принести?
– Нету здеся стульев для буржуинов! Нету! – грубо ответил Шеглов.
– Нету, так нету… Постоим.
– Вот стой да отвечай, где твой полк находится?
Николя молчал, смотрел куда-то вдаль.
– Ну, чё ты здеся отмалчиваешься? – обозлился Щеглов, ударяя кулаком по столу. – Ответь, может, тогда тебя не расстреляем.
– Нет, все равно расстреляете.
– А ты попробуй, – уговаривал Николя Щеглов. – Ответь. Я и папироску тебе дам, а?
– Не нуждаюсь в папиросках.
– А чего так, буржуин?
– Не курю.
Щеглов с напускным удивлением на лице воскликнул:
– Надо же! Может, ты еще и не пьешь?
– Иногда пью.
– Да? И с девочками не гуляешь? – Щеглов старался вывести Николя из себя, но у него это не получилось – Николя был хладнокровен, выдержан и очень спокоен, во всяком случае, внешне так это выглядело. В глубине души у Николя всё бурлило, он мечтал отомстить этому красному комиссару за все обиды, смерть его солдат.
Красноармейцы захохотали. Ни один мускул не дрогнул на лице Николя, он продолжал молчать.
– Какой ты выдержанный господин, ах, ты какой спокойный! Будешь скоро гнить где-нибудь на поле! Ну, где находится твой полк?
Однако Николя ничего не ответил Щеглову.
– Слышь, офицерик, а если мы твоего спутника убьем?
– Не убьете.
– А вот и убьем сейчас! – Щеглов потер руки, радуясь своей задумке. – А ну приведите сюда того другого!
– Жалко руки у меня связаны, – сказал со скрытой угрозой Николя.
– Угрожаешь? Мне?! Скоро тебя расстреляем!
– Вихри враждебные веют над нами, – пропел Николя, глядя на взъерошенные волосы Щеглова.
– Что это значит? – не понял Щеглов. – Чего ты вспомнил нашу песню?
– Просто…
Щеглов ничего не ответил Николя и тихо выругался.
Через минуты две привели связанного Тимофея. Он стал рядом с Николя, недоумевая.
– Ваше благородие, что случилось? Нас сейчас расстреляют? – запаниковал Тимофей.
– Не бойся, пока не расстреляют, – тихо ответил Николя.
– Ну, разговорчики тут! Здесь только я задаю вопросы! – загремел Щеглов, после чего он подошел к Тимофею и больно ткнул его указательным пальцем в шею:
– Ты кто?
– Кто? Раб божий.
Послышался дружный смех Щеглова и двух красноармейцев.
– Так, без этих религиозных бредней! Имя, фамилия?
– Тимофей я.
– Фамилия?
– А-а… Краснов.
– Так, Тимофей Краснов, какое твое звание в сволочных белогвардейских войсках?
– Никакие они не сволоч…
Щеглов поднял руку и нанес пощечину Тимофею.
Николя покраснел от гнева.
– Офицерик, ты что-то хотел мне сказать? – издевательски улыбаясь, спросил Щеглов Николя.
