— И что ты предлагаешь? — Когда Дон обернулся на ее голос, это было столь же невероятно, как если бы ожил идол на острове Пасхи. — Что мы можем сделать?
— Не знаю… Но что-то…
— Сказать ему, да?
— Возможно.
Уходящий свет трепетал в предчувствии скорой кончины.
Дон покачал головой. Темнота наступала.
— Не думаю, что получится… После всего, что…
Эйлин тяжело вздохнула.
— Тогда как же нам поступить? Он ведь узнает, Дон. Рано или поздно.
Дон промолчал. Тень накрыла уже добрую половину его лица.
Эйлин чуть подалась вперед, чтобы попытаться растопить лед между ними. Голос ее был таким же приглушенным, как освещение в кухне.
— Он все равно узнает. И поймет, что мы скрыли это от него. Каково нам тогда придется? Каково придется ему?
Дон ничего не ответил. Эйлин наблюдала за его лицом. Вздохнув, она опустила глаза на чашку, поднесла ее к губам, но, вспомнив, что чай давно остыл, поставила ее на место.
Тишина. И сгущающиеся сумерки.
Из соседней комнаты донесся плач: проснулась Джозефина. Эйлин покосилась на дверь и снова перевела взгляд на Дона.
— А как быть с ней?
— Не надо, Эйлин. Не начинай.
— Как быть с этой несчастной девочкой? Она разве не имеет права знать?
— Эйлин…
— Что, Дон? Что?
Плач становился все громче.
— Я не могу. Это слишком… Не могу я. Ты же сама знаешь…
— Дон, он должен об этом знать. Вот и все. Должен.
Плач стал еще громче.
Дон опустил голову.
Плач не утихал. Эйлин не сводила с Дона глаз.
— Иду-иду, милая. Бабушка сейчас придет.
Джозефина немного успокоилась. Эйлин встала из-за стола.
— Пора, Дон. Ты же сам знаешь, что пора.
И она вышла из комнаты.
Дон не сдвинулся с места.
Солнце полностью ушло за горизонт.
— Это пока предварительные результаты, — сказала Марина. — Чтобы было от чего отталкиваться. Первые впечатления.
— Ясно, — откликнулся Фил. — Давай.
— Так вот. Мальчик пробыл тут совсем недолго, — сказала Марина, глядя на клетку.
— Да?
— Да. Вот это, — она ткнула пальцем, — камера временного содержания. Его переместили сюда. Она тут давно. Очень давно.
— А точнее?
— Потом скажу. Мальчика привезли сюда для… Не знаю пока, для чего именно, но ничего хорошего его тут не ждало. Это логово убийцы. Как бы он его ни прихорашивал. Это бойня. — Она закрыла глаза, развернулась и сделала несколько глубоких вдохов. — Предвкушение… Он приводит их сюда, чтобы… — Еще один вдох. — Он себя настраивает. Чтобы… Чтобы… Ритуал. Да. Именно так. Главное — это ритуал. Не только те аспекты, которые он сам разработал, нет… Его личный фетиш… Нет. — Опять вдох. Она опустилась на колени, огляделась. — Не только это…
Фил не смел произнести ни слова. Марина словно погрузилась в транс и теперь общалась с иными мирами. Он и сам осознавал, насколько нелепо это звучит, но не мог выбросить этот образ из головы.
— Нужное место, нужное… настроение. Подготовка к наслаждению. Нет. Не только. Что-то еще. Цветы… Да. Нужное… время… — Она открыла глаза. — Нужное время, да. Ритуал. — Она пробежалась взглядом по букетам, расставленным вдоль стены. — Цветы, они… Это… Это жизненный цикл. Рождение, расцвет, смерть. Многолетние растения. — Она указала на стену: — И еще этот рисунок… Ты был прав, это не пентаграмма, не сатанинский знак. Это… Я даже не знаю. Возможно, календарь? Своего рода.
— В форме звезды?
— Возможно, под звездой? Не знаю. Но это точно не пентаграмма. Скорее… логотип! — Последнему слову Марина как будто сама удивилась. Она снова зажмурилась. — Но ребенок… Что значит ребенок? Готовность? Плодоносность? Он тоже входит в жизненный цикл? — Она подошла к верстаку. — Садовые инструменты… Символы, да… Символические инструменты… Но что они символизируют? Посадку? Выращивание? Жизненный цикл, да… — Она посмотрела Филу в глаза. — Клетка. Кости. Думаешь, человеческие?
Опешив от внезапного вопроса, он пару секунд спустя пробормотал:
— Не исключено…
— Ясно. — Она снова отвернулась. — Старые они. Некоторые из них. Старые. Несколько лет, а то и десятилетий… Да. — Она подошла еще ближе к клетке и уставилась на нее. — Что это значит? Это значит, что он давно все спланировал. Именно. Он готовился. Он обладает незаурядным умом. Он контролирует свой ум — и контролирует других. Он терпелив. Стратег.
— Думаешь, он… давно таким промышляет?
— Да.
— Как давно?
Марина глядела на прутья клетки, словно ожидала от них ответа.
— Много лет. — Она коснулась кости. — Десятилетий… — Голос ее дрогнул. — Его никогда не ловили. — Она покачала головой. — Учет… Вел ли он учет? Вряд ли. По крайней мере, в нашем представлении. Разве что… Цветы. — Она снова посмотрела на стену с букетами. — Разные виды, разные сезоны… Может быть… Не знаю. Он действует уверенно. Это… развитие. Прогресс. И хорошо. Устойчивые модели поведения обычно… Так и бывает. Но серийные преступники часто выдыхаются. Начинают со временем допускать ошибки, пусть и умышленно, как будто хотят, чтобы их поймали, остановили… Это не тот случай. — Она продолжала бережно поглаживать костяные прутья. — Этот человек… он все контролирует. Это его ритуал. Отточенный. Совершенный. Поиск совершенства… Маньяки часто перестают совершать преступления, достигнув определенного возраста, — сказала она шепотом, — но только не этот… Нет. Он уже давно этим занимается. И у него есть на то причина.
— Какая?
— Не знаю. Но ему она кажется веской. Он делает это не только ради собственного удовольствия.
— Но я думал, что все серийные убийства связаны с сексом.
— Да, большинство.
— И?
— Я не говорю, что он не получает никакого кайфа. Но кайфом дело не ограничивается… И еще кое- что.
— Что?
— Я думаю, он не остановится.
— Придется нам его остановить, — сказал Фил. — Поймать и положить всему этому конец.
— Да, — сказала Марина, словно выйдя из транса. — Можно его поймать, но это уже по твоей
