Поэтому просто шла куда глаза глядят — вперед.
Визит в компанию, занимавшуюся сносом, не принес никаких результатов; с фирмой-застройщиком, судя по всему, ему тоже не повезло. Микки начинал сердиться.
— Послушайте, я понимаю, что босса сейчас нет, вы уже неоднократно это говорили. И теперь я спрашиваю, когда он вернется и когда я смогу с ним увидеться.
Девушка-секретарша снова вытаращила на него глаза.
Диалог происходил в офисе «Лайеллс», фирмы-подрядчика. Микки загодя навел справки: фирма была одной из крупнейших в восточной части Англии, но во время кризиса бывшие владельцы ее продали. Впрочем, судя по гигантским рекламным щитам и фотографиям в коридорах, они до сих пор пытались создавать видимость успеха. Дескать, это они строят почти все новые здания в городе, хотя здания эти были построены давным-давно.
«Но как бы они ни процветали, — подумал Микки, — на секретаршу с головным мозгом денег у них явно не хватило».
Хотя девушка, конечно, была симпатичная. Можно даже сказать, красотка. Этого не отнять. Он даже хотел поначалу очаровать ее по мере возможности, но, наткнувшись на непроницаемый взгляд и мертвую улыбку, решил применить более формальный подход. Тоже не сработало.
Становилось все более очевидным, что таланты девушки ограничивались правильным макияжем и подбором одежды, которая вроде бы не нарушала корпоративный дресс-код, но при этом подчеркивала изгибы ее спортивного тела. Декольте же было достаточно глубоким, чтобы посетители забывали, зачем она здесь сидит (а именно — чтобы не подпускать их к боссу на пушечный выстрел).
— Не знаю, — сказала она. — По-разному бывает. Иногда мистер Балхунас уходит и не возвращается.
— А иногда возвращается. Я понял. Я могу поговорить с кем-нибудь другим? С кем-то, кто сможет мне помочь.
Девушка только поджала губки и покачала головой.
— Ладно. — Микки дал ей визитку и заговорил медленно, почти по слогам: — Передайте это ему, хорошо? Обязательно. Скажите, чтобы перезвонил, когда вернется. — Он даже провел пальцем по строчке с телефоном, чтобы она не перепутала. — Скажите, что это очень важно.
Дождавшись, пока она кивнет, он ушел.
Уже на улице он взглянул на часы. Милхаус сейчас, наверное, сидит в участке и роется в электронных списках: ищет имена владельцев той земли. От Микки же удача, видимо, отвернулась. Что толку снашивать ботинки попусту? Пора закругляться.
Не успел он об этом подумать, как к зданию подъехала машина. «Ягуар» с личным водителем в деловом костюме, который вышел и открыл заднюю дверцу. Из автомобиля выбрался невысокий, но крепко сбитый смуглый мужчина, одетый с иголочки и похожий на уличного сорвиголову, сумевшего применить бойцовские качества в бизнесе. Похоже, он до сих пор мог сам за себя постоять.
Впрочем, если и мог, то не сейчас — его взгляд затравленно заметался.
— Мистер Балхунас? Каролис Балхунас?
Мужчина вздрогнул от неожиданности.
— Что? Да. А вы кто?
Он говорил с акцентом, но каким именно, Микки не понял.
Он показал удостоверение и представился.
— Можно вас на пару слов?
Мужчина занервничал еще больше. Микки почувствовал, как ему хочется просто отогнать надоедливого копа, как комара, но не сдвинулся с места. Пусть попробует.
И эта тактика сработала. Балхунас обреченно вздохнул.
— Ладно, проходите. Но у меня очень много дел.
— Я не отниму у вас много времени.
Балхунас вошел в здание, Микки последовал за ним. Когда машина тронулась, он обернулся — и застыл на месте.
В машине был еще один пассажир. Он пригнулся, но было уже слишком поздно: Микки его заметил. И узнал.
Это был мужчина из той юридической конторы. Тот самый, которого он не мог вспомнить.
Внутри у Микки разлился холод. Что-то тут не то! Он еще не знал, в чем дело, но картина вырисовывалась не из отрадных.
Он поспешил за Балхунасом.
Анни никак не могла собраться. Она уже битый час сидела у входа в палату и ждала. Ожидание не было ее сильной стороной и в лучшие времена, а эти времена вряд ли кто-нибудь назвал бы лучшими.
Она чувствовала, что ей это не под силу, поэтому и позвала сюда Марину. Но вот Марина ушла, и ее место заняла детский психолог, которую пригласила доктор Уба. Дженни Свон производила приятное впечатление: средних лет, крашеная блондинка, в теле, симпатичная. В молодости, наверное, была писаной красавицей, сейчас же сошла бы за молодящуюся бабушку.
Анни примерно объяснила ей ситуацию, отметив, что расследование только началось и мальчик требует особого ухода.
Дженни Свон выслушала ее, время от времени одобрительно кивая, и задала все полагающиеся вопросы.
— Думаю, лучше мне работать с ним наедине.
— Хорошо. — Анни даже не скрывала облегчения.
И Дженни Свон вошла в палату с улыбкой, чтобы мальчик сразу увидел в ней друга и не волновался.
Дверь закрылась, и Анни осталась одна. Ждать.
Пока Марина пыталась разговорить мальчика, Анни чувствовала себя не в своей тарелке. Ее учили, как работать с детьми, перенесшими стресс: это входило в ее обязанности как агента сыскной полиции. Но этот мальчик представлял собой чрезвычайно тяжелый случай. Он словно источал какое-то химическое средство для отпугивания лично ее.
Ни один из проверенных трюков не сработал. Она не могла найти общего языка с этим ребенком. Не за что было зацепиться.
Она ничем не могла его увлечь, он словно принадлежал к иному племени. Или даже расе. Или вообще виду.
Он навевал на нее жуть. Стыдно в этом признаваться, но так оно и было.
Анни знала, как обычно ведут себя дети, которых взрослые подвергали насилию. Ей часто приходилось иметь с ними дело. Это не были кроткие агнцы, которых все видят на страницах желтой прессы; нет, это были разбитые, изувеченные люди, и ущерб, нанесенный их психике, зачастую бывал непоправим. Некоторым, конечно, удавалось помочь, но большинство продолжало свой путь по проторенной дорожке: из дома родителей, исчадий ада, в колонию для несовершеннолетних, а оттуда уже в настоящую тюрьму. И на каждом этапе их преступления становились все безжалостнее, давая выход злости и раздражению, которые копились в них годами. Все они мстили за то, что им пришлось пережить.
Но этот мальчик… С ним ситуация была другая. Насколько она поняла, он не был похож на остальных детей, ставших жертвами насилия.
Дверь отворилась, и из палаты вышла Дженни Свон.
— Как он? — спросила, встав со стула, Анни.
Выражение лица психолога не сулило ничего хорошего.
— Не очень… Он уже немного успокоился и даже пытается как-то общаться. Думаю, ваша коллега помогла ему открыться.
— Он вам что-нибудь сказал? Что-нибудь существенное?
Вопрос этот явно ее огорчил: конфликт интересов представал во всей красе.
— Я… Рано еще делать выводы. Думаю, пока что ничего «существенного» он не сказал.
