Эссте не удивлялась тому, что Анссет спокойно принимает все окружающее. Поездка была вызвана тем, что целый год он не покидал Дома, правда, по нему не было видно никакого возбуждения или хотя бы интереса к тому, куда же они, в конце концов, едут. В последние пару лет он начал внешне проявлять какие-то человеческие эмоции, только Эссте, знавшая его лучше, чем кто-либо, не обманывалась этим. Эмоции проявлялись им только лишь затем, чтобы избежать ненужных комментариев. На самом деле, все они были ненастоящими. Они всего лишь соответствовали моменту или тому, чего от мальчика ожидали. И Эссте уже начала терять надежду. В сознании Анссета были тропки и секретные местечки, которые она сама там проложила и устроила, только сейчас она совершенно не могла пробиться к ним. Ей не удавалось хоть как-то разговорить его, проявить хоть малейшие неумышленные чувства; что же касается близости, прочувствованной ими в окружающих озеро холмах, мальчик никогда не подавал виду, что помнит об этом, и в то же время никогда не позволял наставнице сделать хотя бы несколько шажков по тропкам, на которые она могла вступить, легонько загипнотизировав его, и где она ожидала открыть хоть что-то.
Когда все дела на пересадочной станции были завершены, они присели, чтобы обождать автобус, средство передвижения, на котором могли путешествовать способные за это заплатить. Только теперь Эссте нашла время, чтобы ответить на вопрос Анссета. Если даже он был удивлен или благодарен за то, что она вспомнила об этом, по нему этого никак нельзя было увидать.
— Брю — это один из городов Моря — Хоумфолл, Чоп, Брайн и Брю — и все они знамениты своим пивом и элем. Но считается, что оттуда этих продуктов экспортируется слишком мало, потому что горожане — прославленные выпивохи. Пиво и эль содержат алкоголь. Эти напитки враждебны умению Владеть Собой, и ты не сможешь петь, когда выпьешь их.
— «А Бэй — жизнь отбирает»? — спросил Анссет, как всегда прекрасно помня песню.
— Бэй известен неприятным обычаем собирать толпы по субботам на публичные казни осужденных на смерть. Чтобы не слишком уменьшать численность своих сограждан, они казнят чужаков. Правда, этот обычай был запрещен в последние годы. В Вуде имеется нечто вроде обязательного рынка жен. Странная штука. Тью вообще очень странная планета. Только лишь потому Певческий Дом и смог существовать здесь. Мы были наиболее нормальным городом из всех остальных, потому-то остались одни.
— Городом?
— Певческий Дом начинался как город. Как город, где люди любили петь. Вот и все. Остальное выросло из него.
— Ну а другие города?
— Стивесс находится очень далеко на севере. Вотер — так же далеко на юге. Оверлук знаменит только лишь красотой своих мест, и там живут богатые люди, чьи дни подходят к концу. В Норумне проживает четыре миллиона человек. Вообще-то он рассчитан на девять, но обитатели считают, что становится слишком тесно, вот и позволяют, чтобы туда приезжало лишь несколько человек в год.
— Мы едем туда?
— Нет, не туда.
— «Богг же денежку дает». Что это значит?
— Сам узнаешь. Именно туда мы и едем.
Прибыл автобус, началась посадка, а потом он отъехал. Впервые на своей памяти Анссет видел людей, не принадлежащих к обитателям Певческого Дома. Много пассажиров в автобусе не было. Хотя от Сивотча до Богга имелась прямое шоссе, большинство пассажиров ехало экспрессом, который не останавливался на пересадочной станции у Певческого Дома — и даже в городе Степ. Этот же автобус экспрессом не ехал и останавливался везде.
Прямо перед ними сидели отец, мать и их сын, который был, самое малое, на год старше Анссета. Мальчик ехал уже слишком долго и не мог усидеть на месте.
— Мама, мне нужно в туалет.
— Ты ведь только что ходил туда. Сиди спокойно.
Но мальчишка продолжал вертеться, потом он встал на колени и стал глядеть на Эссте с Анссетом. Анссет глядел на мальчика, его взгляд не отклонялся даже на миллиметр. Мальчишка тоже поглядел в ту же сторону, нетерпеливо крутя задом. Затем он повернулся, чтобы махнуть перед лицом Анссета. Все это могло означать лишь чисто приятельский жест, но Анссет издал из себя короткую, резкую мелодию, которая тут же усадила мальчика на его место. Когда мать вела сына в зад автобуса, где располагалась туалетная кабина, тот глядел на Анссета в ужасе и старался держаться как можно подальше от него.
Эссте была изумлена тем, как перепугался мальчишка. Это правда, музыка могла быть упреком, только вот реакция мальчика была непропорциональна песне Анссета. В Певческом Доме песню Анссета мог понять каждый, но здесь мальчишка мог понять ее лишь частично — это и было целью поездки, научиться адаптироваться к людям, не принадлежащим к числу обитателей Дома. Но даже таким образом Анссет общался с мальчиком, и сделал это гораздо лучше, чем с Эссте.
Мог ли Анссет, размышляла Эссте, своей музыкой
И вместо того, чтобы обеспокоиться инцидентом, она только сильнее уверилась в собственной правоте. В первом своем столкновении с человеком снаружи, Анссет все сделал гораздо лучше, чем даже был способен. Анссет был подходящим выбором на Певчую Птицу для Майкела. Но если бы только это.
Хотя лес и не был таким буйным, как заросли в Долине Песен, куда до сих пор возили Анссета на экскурсии, деревья в нем все-таки были достаточно высокими, чтобы впечатлять, а поляны прибавляли пейзажу прелести — как будто строгий храм с колоннами, тянущимися в бесконечность, с плотным пологом из листьев. Анссет глядел больше на деревья, чем на людей. Эссте все гадала, что творится в закрытой для всех душе мальчика. Не случилось ли так, что он невольно сторонится всех остальных? По-видимому, он избегает этой чуждости, пока не может с ней свыкнуться. А может ему и вправду неинтересно, он больше заинтересован лесом, чем остальными людскими существами?
А может я поступила неправильно, продолжала размышлять Эссте. Возможно, я сделала ошибку, и нужно было позволить Анссету выступать на публике. В течение двух лет никто, кроме меня, его не слышал. Если то предпочтительное отношение, что было ранее, не позволяло другим детям стать ближе к мальчику, запрет на выступления должен был сделать из него парию. Никто ведь не знал, в чем его недостаток, и после триумфального выступления на похоронах Ннива никто его не слышал, и каждый решил, будто бесславие стало наказанием за нечто ужасное. Кое-кто даже пел об этом в Капеллах. Один ребенок, Ллер, даже выплеснулся в протестующей, гневной песне, говорящей о том, что нечестно так долго не позволять Анссету петь. Но даже Ллер избегал Анссета, как будто будущая Певчая Птица была заразной.
Если я ошибалась, думала Эссте, вред уже нанесен. Через год Анссет должен будет отправиться к Майкелу, безразлично, будет он готов или нет. И Анссет отправится как самый отточенный, самый исключительный голос, который мы отсылали на нашей памяти из Певческого Дома. Только отправится он как нечеловеческое существо, неспособное общаться с другими нормальными человеческими чувствами. Поющая машина.
У меня есть год, размышляла Эссте. У меня есть год на то, чтобы разбить окружающие его стены, но не разбивая его сердца.
Пуща сменилась лесистыми прериями, пустынными землями, где до сих пор водились дикие звери. На Тью не было достаточной перенаселенности, чтобы высылать поселенцев на это плато, где зимы были ужасно холодными, а лето — невыносимо жарким. Через час они достигли Хребта, громадной скальной гряды длиной в несколько тысяч километров, и в километр высотой. Правда, в этом месте скалы разделялись на две части, так что в разрыве склоны были даже не слишком крутыми. Перед самым нагромождением каменных гор и располагался город Степ, где заканчивалось речное движение и переходило в дорожное. Лишь немногие фермеры могли позволить себе иметь грузовички. Но даже и тогда, когда Степ перестал быть столицей, он был достаточно важен в местном масштабе.
Автобус катился вверх-вниз по извилистому шоссе, напоминавшему американские горки и проложенному в скалах несколько веков назад. Дорога была ухабистой, но автобус храбро двигался вперед, если не считать нескольких случаев, когда он съезжал чуть ли не к краю обрыва. Анссет все так же глядел через окна, и даже Эссте увлеченно присматривалась к обширным обработанным полям у подножия обрыва. То, что падает на плато в виде снега, у подножия выливается дождем, и здешние фермеры кормят весь