— Конечно же, с вашего позволения, — прибавил он.
— Ребенку всего лишь шесть лет, — ответила на это Эссте. — Эго подготовка еще далека от завершения.
— Я обязан увидеть его, хотя бы знать, что он существует.
— Я отведу вас к нему.
И они пошли по лестницам, через коридоры и переходы.
— Здесь так много коридоров, — сказал Рикторс, — что даже понять не могу, остается ли у вас место для комнат.
Эссте ничего не ответила. Они добрались до коридора, где располагались Ясли. Здесь женщина на мгновение остановилась и пропела длинную высокую ноту. Все двери по коридору закрылись. После этого она провела посланника императора к двери Анссета и пропела несколько бессловесных нот.
Дверь открылась, и Рикторс Ашен изумленно открыл рот. Анссет был худеньким, но его телосложение и светлые волосы позволяли ему как бы светиться в проникающих через окно солнечных лучах, во всяком случае, таким было чувство. И еще, детские черты лица были прелестны, хотя и не отличались классической правильностью; такое личико заставляло таять как мужские, так и женские сердца.
— Его выбрали за голос или за лицо? — спросил Рикторс Ашен.
— Когда ребенку три года, — ответила на это Эссте, — его будущее лицо все еще остается тайной. Голос раскрывается намного легче. Анссет, я привела этого человека, чтобы он послушал, как ты поешь.
Мальчик без всякого выражения поглядел на наставницу, как будто чего-то не понял, но побоялся спросить объяснений. Зато Эссте сразу же догадалась, что тот задумал. Зато Рикторс — нет.
— Она имеет в виду, чтобы ты спел для меня, — пришел на помощь он.
— Ребенку ничего не надо повторять. Он выслушал мою просьбу, но решил не петь.
Лицо Анссета оставалось прежним.
— Он что, глухой? — спросил Рикторс.
— Сейчас мы уйдем, — ответила Эссте и повернулась к двери. Но Рикторс ждал до последнего, глядя на лицо Анссета.
— Прелестный, — повторял он снова и снова, когда они шли через новые и новые коридоры, направляясь к помещению привратника.
— Он предназначен императору в Певчие Птицы, Рикторс Ашен, а не в качестве мальчика для утех.
— У Майкела большое потомство. И его вкусы не настолько эклектичны, чтобы включать малышей. Почему мальчик не захотел петь?
— Потому что он так выбрал.
— И он часто такой упрямый?
— Частенько.
— Этим могут заняться гипнотерапевты. Хороший практик может установить ментальный блок, который запретит ему сопротивляться…
Эссте пропела мелодию, которая буквально заморозила Рикторса. Он глядел на нее, совершенно не понимая, почему неожиданно начал испытывать страх к этой женщине.
— Рикторс Ашен, я же не говорю вам, как направлять эскадры ваших космических кораблей к планетам.
— Понятно. Это всего лишь предложение…
— Вы живете в мире, где от людей ожидается только лишь послушание, но ваши гипнотерапевты и метальные блоки приведут вас окончательному краху. Здесь же — Певческий Дом, мы творим красоту. Вы не можете силой заставить ребенка найти его голос.
— В этом вы хороши, — взял себя в руки Рикторс Ашен. — Мне требуется больше усилий, чтобы заставить людей слушать меня.
Эссте открыла дверь привратной.
— Песенный Мастер Эссте, — сказал Рикторс Ашен. — Я сообщу императору, что видел его Певчую Птицу, и что дитя прелестно. Но когда я смогу сказать ему, что ребенка к нему послали?
— Ребенка пошлют тогда, когда я буду готова, — заметила на это Эссте.
— Возможно, было бы лучше, если бы ребенка послали, когда будет готов
— Когда буду готова
— Император желает иметь Певчую Птицу до того, как умрет.
Эссте тихо шепнула, что заставило Рикторса подойти поближе и наклониться к женщине, чтобы только он услышал, что скажет Эссте:
— Нам
И Рикторс Ашен вышел как можно быстрее, чтобы закончить дела.
11
— Что это за песня? — спросил Анссет.
— Просто прими ее во внимание. Обычно ее распевают ребятишки в Степе, чтобы насмехаться над другими крупными городами на Тью. Степ уже не крупный город. Но жители его все еще насмехаются.
— Куда мы едем?
— Тебе уже восемь лет, — ответила Эссте. — Помнишь ли ты какую-нибудь другую жизнь, других людей за порогом Певческого Дома?
— Нет.
— После нашей поездки ты вспомнишь.
— Но все-таки, что же означает эта песня? — спросил Анссет.
Но грузовичок уже остановился в месте обмена, дальше которого транспорт Певческого Дома не ездил, и где можно было пересесть на коммерческий. Эссте вела Анссета за руку, на данный момент проигнорировав его вопрос. Нужно было заняться билетами и багажом, небольшим вообще-то, но его следовало снабдить специальными метками и занести в компьютер, чтобы он никуда не попал по ошибке. Помня свой собственный первый выезд за пределы Дома, Эссте знала, что Анссет сейчас совершенно не понимает происходящего. Она попробовала объяснить ему самые необходимые вещи, и, похоже, этого ему хватило. Он очень быстро понял про деньги, очень естественно воспринял саму их идею. Вот одежду, что была сейчас на нем, он посчитал неудобной; он даже хотел сбросить обувь, но Эссте настояла на том, что ходить в обуви очень важно. Вот с привычками мальчика к еде Эссте не продумала. Так что возможна опасность поноса — в Певческом Доме он никогда не пробовал сахара.