отправлялись на пикник или играли с детьми. И каждый вечер к обеду приглашали кого-нибудь из местных дворян, чтобы соседи начали знакомиться с Зоэ.
В среду были Уэры, в четверг — сельский доктор с семьей. Сэр Уильям и леди Шенклинг, жившие на противоположном конце деревни, прибыли в субботу вместе с сыном и соседним сквайром. И хотя сквайр оказался хвастуном, а леди Шенклинг — недалекой болтушкой, Зоэ они показались замечательными собеседниками по сравнению с будущим мужем, который после стольких лет знакомства не знал, что ей сказать.
Но это не означало, что Робин невнимателен к Зоэ или к ее родным. Он был безупречно вежлив, иногда натянуто, иногда излишне кипуче. С лихорадочными глазами и подавленным видом он был на себя не похож, и Зоэ не единственная подметила это. Она не могла не заметить, как искоса поглядывает на сына Джонет, как сжимаются губы отца, когда он наблюдает за поведением Робина. Эви молчала, терпение Рэннока таяло с каждым днем.
Робин не то чтобы хотел отдалиться, думала Зоэ. Скорее радость жизни оставила его, сменившись чем-то очень похожим на отчаяние. Но как Зоэ ни кокетничала, не было ни заигрываний, ни нашептанных признаний, ни украденных поцелуев, не было меж ними даже пикантных шуток.
Казалось, Робин прилагал все усилия, чтобы не оказаться наедине с ней или с кем-нибудь еще, если уж на то пошло. И когда Зоэ оставила попытки сделать его счастливым и вернулась к своему обычному репертуару кокетливого подшучивания, распространяя его на всех гостивших джентльменов, он, казалось, этого даже не заметил.
Лорд Мерсер, однако, заметил. Он наблюдал за ней с невозмутимым видом. Иногда он проходил мимо с властным комментарием, который только она могла слышать. Она отказывалась попадаться на крючок и просто вскидывала голову. Но, правду сказать, она немного отчаялась.
Дни шли, Робин спал долго и поднимался перед полуднем. День он проводил в общей компании, изображая внимательного жениха, но выглядело это довольно фальшиво. Каждый вечер он отказывался от портвейна и направлялся с дамами в гостиную пить кофе, но откланивался, как только позволяли приличия.
Для Зоэ он стал незнакомцем, и она не знала, что хуже: возникшая между ними дистанция или то, что все это видят, но притворяются, будто не замечают.
Мерсер редко бывал дома. Вспышки оспы все еще перекидывались от деревни к деревне, сообщила Джонет, но карантин и сжигание зараженных вещей в значительной степени сдерживали распространение болезни. Однако жена одного из арендаторов заболела, и в окрестных деревнях больше десяти человек умерло.
За обедом Мерсер тоже держался отстраненно, но больше от утомления, думала Зоэ, чем от чего-то другого. Однажды, по настоянию Джонет, они после обеда вместе играли в триктрак. Мерсер был вежлив, хотя несколько усталый и тихий. Несмотря на его мимолетные замечания, между ними, казалось, существовало своего рода перемирие, вызванное, возможно, их взаимной привязанностью к Робину, поскольку Мерсер, подобно его матери, был очень осторожен и бдителен, когда дело касалось Робина.
— Дорогой! — упрекнула сына Джонет однажды вечером, когда Робин слишком грубо отодвинул Бонни. — Что с тобой?
— Она хочет забраться на диван, — раздраженно сказал Робин, — и она слишком большая.
Мерсер, просматривающий номер «Сельскохозяйственного журнала», щелкнул пальцами.
— Бонни, ко мне, — спокойно сказал он.
Собака, бросившись через комнату, вспрыгнула на диван рядом с хозяином и презрительно посмотрела на Робина.
— Думаю, Робин в плохом настроении от того, что пришлось сменить лондонскую жизнь на провинцию, — сказал Амхерст, нетерпеливо отложив газету. — Попробуй вставать немного раньше, мой мальчик, и найди себе полезное занятие. Помни: «Леность погружает в сонливость».[1]
— В самом деле, папа, — вздохнул Робин. — Необходима ли тут библейская лекция?
— «Наказывай сына своего, доколе есть надежда… — продолжал цитировать мистер Амхерст, снова взявшись за газету, — …и не возмущайся криком его».[2]
Робин поставил кофейную чашку и направился к двери.
— На этом я откланиваюсь, — сказал он. На пороге он повернулся и отвесил насмешливый поклон. — Доброй всем ночи. Полагаю, вы все будете спать хорошо.
Зоэ про себя вздохнула. Такова была ее жизнь невесты. Джонет резко отложила рукоделие.
— Подожди, я придумала! — сказала она. — Робину нужна цель для раннего подъема. Зоэ, ты ведь хотела спуститься к морю? Завтра будет прекрасный день, и берег красив именно на рассвете. Стюарт, пойдешь ли ты впереди?
— Вниз к морю? — Мерсер отложил журнал и погладил Бонни, положившую морду ему на колени. — Завтра? Да, пожалуй.
Робин прислонился к дверному косяку.
— На рассвете, Стью?! — презрительно сказал он. — Эту работу я с радостью оставляю тебе. — Повернувшись, Робин вышел из комнаты.
Раздраженно фыркнув, Амхерст бросил странный взгляд на жену, отложил газету и последовал за Робином. Его спина была прямой, а выражение лица сулило неприятности. Зоэ была почти готова вступиться за суженого.
— Что ж, похоже, вы пойдете вдвоем, — сухо сказала Джонет.
Зоэ покачала головой.
— Возможно, в другой раз, — спокойно произнесла она.
Мерсер искоса взглянул на нее.
Джонет вздохнула.
— Для молодежи здесь слишком тихо. Может нам совершить путешествие? По побережью?
— Это было бы замечательно. — Вечер был испорчен. Зоэ встала и натянуто улыбнулась. — А теперь я последую примеру Робина. Найду книгу и лягу пораньше.
Робин уже вызвал камердинера, когда отчим постучал и дверь его спальни.
— Я собираюсь уходить, папа, — сказал он, когда дверь открылась. — Это не может подождать?
— Не может. — Отчим решительно закрыл за собой дверь. — Боюсь, Робин, нам надо откровенно поговорить.
В этот момент вошел Уоттс с вычищенным сюртуком Робина.
— Оставьте нас, — сказал Амхерст с нехарактерной для него резкостью.
Округлив глаза, Уоттс поклонился и исчез. Робин, сжав челюсти, смотрел ему вслед. Он знал, конечно, что последует дальше, и если быть честным, он понимал, что этого заслуживает. Но теперь он справлялся с жизненными проблемами пьянством, проволочками и уловками, поскольку если не сознаешь, к чему катится жизнь, то не надо об этом думать.
Поэтому Робин попытался отсрочить разговор.
— Боюсь, мы должны поговорить завтра, — сказал он, начав переодеваться. — Я обещал Милларду партию в карты в «Короне».
— Да, как и вчера. — Отчим Робина принялся расхаживать перед высоким зеркалом. — И все предыдущие вечера, очевидно. Можно подумать, что Миллард и карты для тебя важнее счастья невесты.
— Что, я теперь должен в каждом шаге отчитываться? — Робин швырнул на пол сюртук. — Черт побери! Мне двадцать пять лет!
— Достаточный возраст, чтобы следить за языком! — отрезал Коул.
— За языком?! — задохнулся Робин. — Мой язык, сэр, наименьшая из моих проблем. А теперь извините, меня ждут.
Коул поймал его за руку.
— От тебя ждут, что ты станешь Зоэ хорошим мужем, — непримиримо заявил он. — Но пока ты надежд не подаешь.
— Господи, да женюсь я на Зоэ! — Робин стиснул стоявший на туалетном столике подсвечник. —
