заботиться о себе.
– Миссис Прейтер прислала миску супа. – Куин оторвал взгляд от камина и взглянул на Элис. – Я всю жизнь издевался над своим телом, моя дорогая, – закалял его в адском пламени, можно сказать, так что повредить мне может только нечто большее, чем долгая прогулка под проливным дождем. Но в этом нет ничего героического.
Элис, подперев подбородок рукой, смотрела, как брат вынимает пробку из графина.
– Празднуем заранее? – спросила она неодобрительно. Куин удивленно приподнял бровь:
– Что мы должны праздновать?
Элис с некоторой обидой посмотрела на брата:
– О, всего лишь мою свадьбу! Надеюсь, у тебя завтра утром не будет болеть голова, когда ты будешь отдавать меня Генри. А если будет, не подавай вида, Куин. И не смей портить мне церемонию, слышишь?
Куин неловко поставил графин на место. Господи! Завтра Элис выходит замуж?!
– Куин, сегодня канун Рождества, – продолжила Элис. – Я знаю, ты не обращаешь внимания на то, что делают или говорят другие. – Она опустила руку в карман пеньюара и извлекла из него небольшой сверток. – Вот, у меня есть для тебя рождественский подарок. Я попросила Генри привезти его из Лондона, но, вероятно, напрасно беспокоилась.
– Да, тебе не стоило беспокоиться, – согласился Куин, беря сверток в руку. – Но все равно спасибо, Элис. Прости, что я забыл о завтрашнем дне.
Элис сменила гнев на милость.
– Открой, – предложила она.
Куин поднял крышку маленькой коробочки. В ней лежала серебряная, с узорами, спичечница, на которой был выгравирован их семейный герб. Куин аккуратно приоткрыл ее. Она была заполнена спичками.
– Это новые, с более слабым запахом, – объяснила Элис. – Такие можно найти, знаешь ли, только в Лондоне и Париже. Мне о них рассказала Вивиана. По сравнению с этой твоя старая выглядит не так привлекательно, правда?
Куин через силу улыбнулся:
– У нее была тяжелая жизнь. Как и у ее хозяина. Мне очень нравится моя новая спичечница, Элис. Спасибо.
Элис, довольная собой, откинулась на спинку кресла.
– У меня тоже есть что-то для тебя, Элли, – сказал Куин, вставая и подходя к столу. Он вернулся с плоским футляром из инкрустированного розового дерева. – Это и рождественский, и свадебный подарок, если можно так сказать. Я когда увидел его, мне... мне захотелось, чтобы у тебя в день свадьбы было что-то особенное.
Элис с горящими от любопытства глазами открыла футляр и ахнула. На черной бархатной подушечке лежало ожерелье из трех нитей крупного жемчуга. Тяжелую золотую пряжку, выполненную в виде двух соединенных рук, украшали бриллианты.
– Боже мой! – восторженно прошептала Элис. – Это... это действительно что-то, Куин. А какая застежка! Какая красота! Даже и не знаю, носить ее спереди или сзади.
– Я подумал, что бриллианты будут выглядеть очень эффектно, когда ты зачешешь волосы вверх, – заметил Куин. – Мне жаль, Элли. Мне очень жаль, что тебе пришлось так долго ждать своего счастья с Генри. Может быть... может быть, мне раньше следовало что-то сделать.
– Что? – улыбнулась Элис. – Застрелить Джона? Он был тщеславным и самодовольным, но все же не заслуживал смерти.
Куин невесело улыбнулся.
– Я хотел сказать, что мне следовало помешать тебе вообще выходить за него замуж, – объяснил он. – Я должен был защитить тебя, Элли. Я должен был... что-то сделать.
– О, Куин, – с нежностью произнесла Элис. – О, дорогой мой, ты не должен, кроме всего прочего, еще и терзать себя из- за этого. Отец Джона был лучшим другом нашего отца. Они хотели поженить нас, обручив еще в колыбели, и им невозможно было помешать. Куин, ты должен это знать. Скажи мне, что знаешь.
Куин снова грустно улыбнулся.
– Я этого не знал, – тихо проговорил он. – Потому что никогда и не пытался узнать. А как только я смог выскользнуть из-под отцовского каблука, я просто... уехал и жил своей жизнью в Лондоне. И эта жизнь оказалась довольно бессмысленной.
Элис закрыла футляр и положила на него руки.
– Я и понятия не имела, Куин, какие у тебя мысли, – проговорила она. – Но мне кажется, что сегодня тебе почему-то хочется унижать самого себя. Такого я в тебе прежде никогда не замечала. Мне... мне это не нравится. Пожалуйста, прекрати это самобичевание и принимай вещи такими, какие они есть.
Куин отхлебнул бренди и помолчал. Похоже, именно сегодня он многое понял.
– Элис, я хотел бы что-то рассказать тебе, – проговорил он, обращаясь к сестре. – То, что должно остаться между нами. Я могу довериться тебе?
– Ради Бога, – с готовностью ответила Элис. Куин на мгновение прикрыл глаза.
– Это касается Вивианы, – начал он. – Она... мы с ней...
Элис жестом остановила брата:
– Можешь больше ничего не говорить, Куин. Я уже догадалась. Каждому, у кого есть глаза, ясно, что ты влюблен в нее. Даже мама начинает это подозревать.
Куин рассмеялся, но в его смехе не слышалось веселья.
– Неужели это так заметно? Но не в этом дело. То, что было между мной и Вивианой, кончилось, и довольно болезненно. Маме больше не надо бояться, что ей навяжут еще одну нежелательную родственницу.
Элис схватила брата за руку и сильно сжала ее.
– Может быть, ты неверно судишь о маме, Куин, – тихо проговорила она. – Она... она меняет свое отношение к Генри. Хотя мама и опасается Вивианы, нельзя сказать, что та ей не нравится. Знаешь, недавно она пару раз сделала весьма приятные замечания в ее адрес, и на вечере у дяди Чеса на нее произвел большое впечатление синьор Алессандри.
– Все это не имеет значения, – заметил Куин, отнимая руку и возвращаясь к своему бренди. – Сейчас меня беспокоит только ребенок. Я говорю о Серилии. Она... она – моя дочь, Элис.
– Боже милостивый! – воскликнула Элис и, отложив в сторону коробочку, придвинулась к брату. – Да как же это случилось?
Куин криво усмехнулся:
– Самым обычным образом.
– О, Куин! – прошептала Элис. – О, Куин, ты же... ты же, конечно, не...
– Не бросил ее, ты это хотела спросить? Черт побери, Элис. Надеюсь, что ты знаешь меня лучше, чтобы так думать. Вивиана бросила меня и вернулась в Венецию. Я полагал, что мы всю жизнь будем вместе, такие мысли были у меня по молодости. Но Вивиана хотела, чтобы я женился на ней. Я отказался. Тогда она бросила меня, так и не сказав... так и не сказав всей правды. Об этом.
Элис побледнела и положила руку на живот.
– Знаю, ты не захочешь это слушать, Куин. Но я хорошо понимаю, что чувствовала Вивиана. Даже зная, что Генри меня любит, я боялась сказать ему правду. Даже сейчас, Куин, мне бы хотелось чтобы мы поженились потому, что хотим этого, а не потому, что должны. Но пока не был зачат этот ребенок, Генри отказывался жениться. Так что где-то в глубине души... у меня навсегда остается сомнение. Неужели ты не понимаешь?
– Но у Генри был выбор, Элис, – с болью в голосе произнес Куин. – Ты проявила уважение к нему и хотя бы сказала о том, что беременна, предоставив ему право решать. Вивиана же просто вышла замуж и отдала право воспитывать моего ребенка другому человеку.
Элис искоса взглянула на брата:
– Это был брак по договоренности, Куин. Вивиана мне рассказала, что все устроил ее отец. К тому же я не думаю, что Вивиана могла кого-то обмануть. Уверена, что ее муж знал, в каком положении она находится.
– Должно быть, он безумно хотел получить ее, – согласился Куин. – Но он не был отцом Серилии. Этот ребенок очень страдает, Элис. Я думаю... я думаю, Бергонци был жесток с нею. Ее глаза, когда она произносит его имя... О Боже! Я едва могу вынести это.
Элис побледнела, и Куин уже пожалел, что заставил сестру волноваться.
– Что... что же ты хочешь от меня, Куинтин? – спросила Элис. – Убеждена, что этот разговор возник не просто так.
Куин в задумчивости покачал головой:
– Даже не знаю, Элис. Я только подумал... я только подумал, что кто-то еще в нашей семье должен об этом знать. Серилия – член нашей семьи. И я перед ней в долгу. Не дай Бог что-нибудь случится со мной, я... хотел, чтобы кто-то еще знал правду.
Элис положила руку брату на плечо:
– Может быть, мой дорогой, нам следует оставить все как есть, чтобы не сделать хуже.
– Уже слишком поздно, – мрачно возразил Куин. – Бергонци отказался от Серилии, сказав это прямо ей в лицо. Но я не знаю, лишил ли он ее наследства. Не знаю, отложены ли деньги на ее образование или... или приданое. На что-либо. Я этого не знаю. И это беспокоит меня, Элис.
– Я поняла, что Вивиана – богатая вдова, Куин. Чрезвычайно богатая, хотя едва ли она так вульгарна, чтобы говорить о таких вещах. Без сомнения, Бергонци предусмотрел для Серилии хорошее приданое. Или у них законы не такие, как у нас? Возможно, вдова получает все. Или пение более прибыльное занятие, чем можно предположить. В любом случае тебе не надо беспокоиться о Серилии, по крайней мере в этом отношении. Если Бергонци лишил ребенка наследства, Вивиана прекрасно обеспечит ее.
Куин запустил пальцы себе в волосы:
– Да, конечно. Конечно, ты права. Просто я чувствую необходимость поступить по справедливости с девочкой, поскольку, кажется, ей уже причинили много зла.
– Я уважаю твои чувства. И ты можешь быть уверен: если что-то пойдет не так, мы с Генри позаботимся о благополучии Серилии, – заверила Элис. – Ты знаешь, что мы это сделаем.
– Я знаю, что ты это сделаешь, Элли, – взволнованно проговорил Куин. – Я верю, ты поступишь правильно.
Элис сделала попытку улыбнуться:
– Господи, Куин! Как непредсказуема жизнь! Когда мы так уверены, что избрали правильный путь, Господь переворачивает всю нашу жизнь, и все идет наперекосяк!
– Это похоже на то, как неудача в игре в
