то место?
– Она потеряла свое кольцо, – тихо проговорил в ответ Куин, – и была в отчаянии из-за этого.
– Ей не разрешалось носить его! Почему я оказалась недостаточно строга? Господи, и зачем только я дала его ей? Если бы я не сделала этого, ничего бы не случилось.
Куин снова накрыл ладонью руку Вивианы:
– Серилия говорила, что это кольцо волшебное. Я думаю, Вивиана, что оно было ее утешением.
– Si, утешением, – с горечью согласилась Вивиана. – Но в жизни есть не только утешение, не правда ли? Я рассказала Серилии волшебную сказку и позволила ей поверить в нее. Лучше бы я рассказала ей правду.
Куин пристально посмотрел ей в глаза:
– Почему ты отдала ей кольцо, Вивиана? Могу я узнать об этом?
Вивиана в задумчивости покачала головой:
– Это очень трудно объяснить, Куинтин. Ты считаешь, что я несправедливо поступила с тобой. Может быть, так оно и есть. Я... я не знаю. Если я была несправедлива, то знай, саго, что Бог уже наказал меня за это. Тебе нет нужды об этом беспокоиться.
– Виви, ты говоришь глупости. Дело не в наказании. Но Вивиана уже не слушала Куина, погрузившись в свои невеселые мысли.
– Может быть, болезнь Серилии означает, что он все еще наказывает меня, – прошептала она.
Куин положил руки Вивиане на плечи и слегка встряхнул ее:
– Виви, что ты такое говоришь? Бог не наказывает тебя. И какое отношение к этому имеет кольцо?
Вивиана пронзительно посмотрела на Куина:
– Однажды ты спросил меня, не ссорился ли папа с Джи-анпьеро из-за меня.
– Я и сейчас хотел бы это знать, – признался Куин. Вивиана судорожно сглотнула и продолжила:
– Много лет назад Джианпьеро хотел сделать меня своей любовницей. Мы с папа жили в его имении, и я не могла избегать знаков его внимания. Он был... настойчив. Моя жизнь стала сплошным мучением. Куда бы я ни поехала в Европе, где бы я ни пела, он всегда оказывался там. С такой чарующей улыбкой. Папа начал беспокоиться за меня и в конце концов отослал в Англию.
– К дяде Чесу? Вивиана кивнула:
– Si, в Англии Джианпьеро не имел большого влияния. Она замолчала, и Куин попросил:
– Продолжай, Вивиана. Пожалуйста.
– Джианпьеро пришел в ярость, – проговорила Вивиана, тяжело вздохнув, – когда узнал, что я уехала. Он лишил отца поддержки, не только финансовой, но и профессиональной. Но папа не сдавался. Прошло несколько месяцев. Затем год. Время шло, а ни одна из уловок Джианпьеро не помогла ему добиться желаемого. Он снова пустил в ход свое обаяние и предложил мне руку и сердце, попросил у папа прощения. Когда я вернулась домой, то рассказала ему всю правду. Что я не люблю его, и никогда не полюблю, и что я жду ребенка. Но я обещала быть хорошей и верной женой, если он даст моему ребенку свое имя. А остальное, саго, ты знаешь. Куин почувствовал легкое головокружение.
– Господи, Вивиана, – прошептал он. – Почему ты не пришла и не рассказала мне?
– Ты не хотел меня, – равнодушным тоном ответила Вивиана.
– Ты же знаешь, что это не так.
– Ты не желал жениться на мне, – уточнила она. – Не лги и не говори, что хотел, Куинтин.
Куин мрачно посмотрел на нее и ничего не сказал.
– Ты не хотел жениться на мне... но стал бы ты заботиться обо мне? – продолжила Вивиана. – Si, саго, вероятно. Но как я могла опозорить своего отца, родив, не будучи замужем, ребенка, после всего, чем он пожертвовал ради меня? Отец отказался от безбедного существования, от карьеры – и все ради того, чтобы я смогла сохранить свою драгоценную честь. Ради того, чтобы я была чем-то большим, а не просто любовницей богатого человека. О, Куинтин, как я могла допустить, чтобы он увидел, как безрассудно я поступила с его даром?
– Я... я не знаю, Вивиана, – смущенно произнес Куинтин. – Прости меня.
– В конце концов, возможно, я сделала неправильный выбор, – проговорила Вивиана, сжимая пальцами виски. – Может быть, было бы лучше мне одной родить ребенка, чем заключать эту дьявольскую сделку с Джианпьеро. Не везде сторонятся падших женщин, и, уж конечно, не в опере. Отец это бы пережил. Нас не очень охотно принимали бы в обществе, но я думаю, что мы бы не голодали.
«Мы бы не голодали?» Боже, неужели доходило даже до этого? Куину было невыносимо слушать, как Вивиана говорит об этом, невыносимо думать о том, что заставило ее сделать тот выбор, который она сделала.
Господи, как бы он хотел, чтобы она никогда не была его любовницей! Не прикасаться к ней. Нет, даже ни разу. Он бы охотно отказался от своих сладких воспоминаний, даже от Се-рилии, только бы не знать о том, в каком положении оказалась Вивиана. Мужчины делали детей и уходили, если им этого хотелось. Женщины рожали их детей, и долг перед этими детьми связывал их на всю оставшуюся жизнь. Такова была жестокая правда.
Куин встал и в волнении принялся ходить по комнате. Вивиана не покидала своего места у постели дочери. Серилия издала какой-то звук, и Куин бросился к ней. Нога девочки запуталась в одеяле. Куин расправил его, затем обтер намоченным в холодной воде полотенцем лоб и шею дочери. Каждый раз, когда он смотрел на нее, у него сжималось сердце. Она была такой маленькой и такой прелестной.
Он смотрел на Серилию и удивлялся тому, как мог не заметить своего сходства с ней. Да, у нее было лицо Вивианы, но синие глаза... О, это были его глаза. А волосы? Это волосы Элис. Серилия походила на Элис и узкими плечами, и длинными ногами. Ее ребячливость сохранится в ней даже тогда, когда она станет женщиной, как это произошло и с его сестрой. Серилия никогда не будет обладать яркой экзотической красотой Виви, но она обязательно будет красавицей. Красавицей без музыкальных способностей, ибо она не проявляла такого дара, и он слишком хорошо знал, откуда у нее такой недостаток.
Куин передал ей часть самого себя, свою лучшую, как он надеялся, часть. Он надеялся, что Серилия не унаследовала от него поразительное отсутствие здравого смысла. Он надеялся, что у нее нет любви к сладостям, свойственной его матери, или слабого сердца его отца. Он надеялся, что она до старости сохранит жизнерадостность и интерес к жизни, как его тетя Шарлотта. Он надеялся, что она получила от дяди Чесли такие качества, как внимание к ближнему и доброта. Он молил Бога, чтобы Серилия никогда не просыпалась с ощущением пустоты и горечи, как это случалось с ним, Куином.
Куин неторопливо сложил полотенце и накрыл им миску с холодной водой. Тихо постучав, в комнату вошла горничная и поставила на стол поднос с сандвичами и фруктами. Вивиана поблагодарила ее, и горничная вышла. Ни Куин, ни Вивиана не притронулись к еде.
– Ты рассказывала мне, Вивиана, о кольце, – тихо проговорил Куин. – Серилия мне сказала, что Бергонци повредил его. Могу я узнать почему?
Вивиана рассеянно принялась вертеть кольцо на своем пальце.
– Виви! – позвал ее Куин.
Она резко подняла голову, и Куин заметил в ее глазах слезы.
– Джианпьеро всегда знал, откуда это кольцо. Я не говорила ему, Куин. А он не спрашивал, но знал. Видишь ли, я хранила его, как ты и просил.
– Ты... ты когда-нибудь носила его, Виви? – Куину хотелось спросить не об этом. Он хотел знать, скучала ли Вивиана по нему. Но об этом нельзя было спрашивать.
Вивиана покачала головой:
– Сначала нет. Я убрала его подальше, ибо поначалу все-таки пыталась полюбить мужа. Я очень старалась. Но годы шли, а я не могла любить его так, как ему хотелось. Он становился все злее, пока совершенно не обезумел. Он заводил любовниц, содержанок. Мне... мне было это безразлично. А он злился еще больше.
– О, Вивиана, мне так жаль! – с чувством проговорил Куин.
Вивиана снисходительно пожала плечами:
– Это не убило меня. После рождения Николо мы практически жили отдельно. Мы с Серилией были счастливы, хотя этого нельзя сказать о Фелис. Я жила своей жизнью. И однажды я просто... я просто надела это кольцо. Не знаю почему. Мне захотелось надеть что-то яркое и красивое. Несколько месяцев я то надевала, то снимала его. Не думала, что Джианпьеро заметит или это как-то заденет его. Он ничего не сказал.
– Но это задело его? – спросил Куин. Вивиана утвердительно кивнула:
– Как-то днем, в воскресенье, я сидела с Серилией на скамейке в саду и читала ей. Джианпьеро вышел, чтобы сказать, что он снова уезжает. Он собирался провести пару недель со своей любовницей на нашей вилле. Он говорил холодным, очень неприятным тоном. Серилия почему-то взяла себе в голову, что на этот раз он не вернется. Фелис всегда остро переживала его отсутствие, но он никогда не уделял ни малейшего внимания Серилии. Но именно она начала плакать и просить его не уезжать. Я думаю... я думаю, она сделала это ради Фелис.
– Что произошло, Виви?
– Джианпьеро впал в дикую ярость. Он стал как зверь. Я никогда не видела его таким. Он плевался и называл Сери-лию маленькой monella... si, жадным отродьем... и еще хуже. Чем больше она плакала, тем отвратительнее становились его оскорбления.
– Негодяй!
– Наконец он схватил меня за руку, сдернул со скамьи и сказал: «Ах, бедняжка! Она плачет, потому что ей нужен ее папа!» Он сорвал кольцо с моего пальца и швырнул в нее. «Вот, Серилия, – сказал он. – Вот твой papa! А не я. Возьми это драгоценное кольцо, сага mia, в Англию, и посмотрим, сумеешь ли ты найти своего отца там!»
– Бог мой!
– Сначала Серилия не поняла, в чем дело, – шепотом продолжала Вивиана. – Она села на траву и отыскала кольцо, затем попыталась надеть его обратно мне на палец. Джи-анпьеро обернулся. Его лицо... Dio mio, его лицо было ужасно! Он подскочил и выхватил кольцо у Серилии. В саду в это время каменщики исправляли стену. Они оставили... большой молоток. Муж схватил
