невероятное количество омерзительной бурды, которой здесь угощали клиентов, выдавая ее за шампанское.
Окинув взглядом прокуренное помещение, герцог внезапно почувствовал, как по спине у него поползли мурашки. В противоположном углу две «ночные бабочки» у рояля, стараясь придать заведению налет изысканности, дуэтом пели арию из оперетки, которая в это время была невероятно популярна в Уэст-Энде. Третья их подружка пыталась танцевать под музыку, правда, без особого успеха — тем не менее толпившиеся вокруг разгоряченные джентльмены подбадривали ее криками.
Словом, заведение представляло собой жалкую пародию на те клубы для джентльменов, вроде клуба «Уайтс», где собирались представители высшего общества. От потертого бархата обивки попахивало плесенью, а тусклый свет не мог скрыть царапин и пятен на мебели. Всеобщую картину запустения довершали стены, обитые выцветшим шелком, и изношенные ковры, кое-где усеянные подозритель-ными пятнами. Испарения продажной любви и греха наполняли комнату. Переступить порог подобного заведения мог лишь человек, ни в грош не ставящий тот круг, к которому он принадлежал по рождению. Тот, кто привык удовлетворять самые низменные свои прихоти и самые темные свои желания.
— Это самый настоящий позор! — возмутился Гарет, обращаясь к развалившемуся на диванчике Ротуэллу. — Полуодетые девицы, которые задирают ноги на сцене, и совсем раздетые — в отдельных кабинетах наверху! Не говоря уж о запахе опиума, который я почувствовал, едва переступив порог этой клоаки!
— Опиума? — лениво переспросил Ротуэлл, вытащив из портсигара черуту.
— О, только не нужно изображать оскорбленную невинность, Киран! — рявкнул Гарет. — Ты не был за океаном столько, сколько я, и все равно наверняка еще с порога почувствовал вонь этого зелья. Только вот я не думал, что эта зараза проникла уже и в Лондон.
— В самом деле? — с усталым видом пробормотал Ротуэлл.
— И где? В Лаймхаусе, Бог ты мой! — продолжал кипеть от возмущения Гарет. — Кому из порядочных людей придет в голову сунуться в такое место? Правда, шел бы ты домой, Киран, к жене!
Окинув друга невозмутимым взглядом глубоко посаженных глаз, Ротуэлл затянулся черутой и какое-то время молчал.
— Я веду себя так, как мне нравится, — проговорил он наконец. — Я не хочу, чтобы моя жизнь изменилась. Послушай, Гарет, не сравнивай меня с собой. Я ведь женился не по любви, как ты.
— Ну, если ты намерен и дальше вести себя как сейчас, то о любви можешь смело забыть. — Гарет, брезгливо поморщившись, обвел рукой комнату. — Зачем тебе все это, Киран? И ведь ты даже не пытаешься изменить все к лучшему!
— Изменить к лучшему? Самое лучшее для нее, по-моему, это избежать разочарования. — Ротуэлл раздраженно побарабанил пальцами по спинке дивана. — И потом… женщины задают слишком много вопросов.
Герцог бросил на друга многозначительный взгляд.
— И что же это за вопросы? Неужели такого рода, что ты не мог на них ответить?
Ротуэлл по-прежнему оставался безучастным.
— Нет, просто я не обязан на них отвечать. Впрочем, и на твои тоже.
Лицо герцога омрачилось. Он начинал злиться.
— А тебе и не нужно, Киран! — рявкнул он, — благо ответы мне и так известны. Ты явился сюда, поскольку считаешь, что ничего лучшего ты не заслуживаешь. А еще потому, что хочешь забыться.
Внезапно Ротуэлл сорвался с места.
— Оставь меня в покое, Гарет! — буркнул он и направился к двери.
Герцог со вздохом поднялся на ноги.
— Куда ты теперь?
— В Сохо! — заорал барон. — Играть в карты! И не вздумай отправиться за мной, слышишь?! Проклятие, мне не нужна нянька!
Но если Ротуэлл надеялся обрести там душевное спокойствие, то его надежды пошли прахом. В самом дальнем конце Карлайл-стрит за табачной лавочкой было когда-то на редкость мерзкое злачное местечко, которое он хорошо знал. Это была самая настоящая «крысиная нора», где всем заправлял ушедший на покой карточный шулер, известный под кличкой Честный, а лавочка являла собой настоящий притон, где в задней комнате можно было без шума сбыть краденые часы или табакерку.
Ротуэлл был уверен: ежели кто-то хотел избежать шума и суеты так называемого света, то для этой цели не существовало лучшего места, чем эта дыра.
Очень скоро ему удалось подыскать себе троих партнеров — опустившихся шулеров из Ист-Энда, чьи трюки давным-давно были ему известны, — которые как раз подыскивали четвертого игрока. Прошло не так уж много времени, и большая часть бутылки бренди перекочевала к нему в желудок, а несколько сотен фунтов — в карманы его партнеров. Ротуэлл не считал, сколько именно он проиграл, — ему было все равно.
На каминных часах пробило полночь. Ротуэлл загасил черуту.
— Джентльмены, — проговорил он, не особенно задумываясь над тем, что слишком вольно употребляет это слово, — похоже, фортуна сегодня отвернулась от меня.
— Возможно, — кивнул Петтингер, тип, который держал банк. — Но одна маленькая птичка у Лафтона сегодня прочирикала мне одну интересную новость.
— Что за новость? — заинтересовался другой игрок.
— Что вчера нашему другу Ротуэллу фортуна улыбнулась — да как! Во весь рот, можно сказать, — захихикал Петтингер. — Ну, если, конечно, верить Валиньи.
На скулах Ротуэлла заходили желваки.
— Не советовал бы вам особенно доверять тому, что гoворит Валиньи, — прорычал он. — По-моему, вы достаточно часто играете с ним за одним столом, Петтингер, чтобы хорошо это знать.
Петтингер рассмеялся.
— Очень верно сказано! Но разве он солгал и на этот раз, а, Ротуэлл?
Барон резким движением поднялся из-за стола. Ему очень не понравился тон, которым это было сказано.
— Можете поздравить меня, джентльмены, — невозмутимо объявил он. — Дочь Валиньи оказала мне честь, согласившись стать моей женой. А теперь, надеюсь, вы извините меня — я хотел попробовать счастья, сыграв разок в кости.
И он с поклоном перешел к другому столу.
— Помоги ему Бог, — невнятным голосом кто-то пробормотал ему вслед.
О его жене уже поползли неприятные слухи, и вина за это лежит не на ней, а на нем самом. Любой здравомыслящий человек — иначе говоря, счастливый молодожен — сейчас летел бы домой, к жене.
Ротуэлл машинально бросил кости — но мысли eго были далеко. Из головы у него не шел Валиньи. Кому же еще могло прийти в голову распускать грязные сплетни о Камилле? С одной стороны, в этом не было никакой логики… Но о какой логике могла идти речь, когда родной отец выставляет дочь на торги?! Ротуэлл скрипнул зубами — больше всего на свете ему хотелось избавить Камиллу от этого. Бог свидетель, она уже достаточно настрадалась в прошлом. Но если о той достопамятной карточной игре в доме Валиньи станет известно… Боже милостивый, какое унижение ждет Камиллу! И все это — все это — исключительно по его, Ротуэлла, вине.
Тычок локтем в бок прервал его невеселые размышления.
— Проснитесь, Ротуэлл, — нетерпеливо бросил какой-то юнец, всунув ему в руку стаканчик с костями. — Вы мечете!
Петтингер, который вслед за Ротуэллом подошел к столу, тут же поставил против него двести фунтов. Кто-то удивленно присвистнул.
— Джентльмены? — Ротуэлл невозмутимо поднял брови. — Кто-нибудь еще?
Ставки были сделаны, и Ротуэлл швырнул кости на стол. Двойная четверка.
— Восемь! — проговорил мужчина, сидевший во главе стола. — Еще раз.
Ротуэлл колебался — он сильно подозревал, что нынче вечером удача не на его стороне. Но отступать было уже поздно. Небрежным движением руки он швырнул кости.
— Будь я проклят! — пробормотал кто-то. — Одиннадцать!
Ротуэлл застонал — и не он один. Одиннадцать означало, что он автоматически потерял свои деньги. Что ж, расплата последовала быстро и незамедлительно, философски подумал он. А чего еще желать человеку в его положении?
Передав стакан с костями другому игроку, он машинально пожелал ему удачи. После чего принялся пить. Прихватив с собой бренди, Ротуэлл перебрался в темный уголок, где можно было спокойно пить и курить в свое удовольствие. Однако его по-прежнему снедало какое-то странное беспокойство. Тревога острой иглой засела в сердце. Гарет ошибся, угрюмо подумал он. Он бежал сюда не от Камиллы. От самого себя.
К тому времени, когда от бренди оставалась всего лишь половина, а толпа у игральных столов, напротив, стала вдвое гуще, Ротуэлл наконец сдался. Смысла притворяться не было — сегодня ему тут больше нечего делать.
Поднявшись из-за стола, он мельком увидел в толпе Кембла — тот, как всегда, выглядел превосходно — и, помахав ему рукой, двинулся дальше, к выходу, — такой же одинокий и обозленный, каким и пришел. Оставалось надеяться, что ему удастся отыскать кого-то из слуг, кто возьмет на себя труд принести ему пальто. По твердой поступи Ротуэлла никто бы не догадался, сколько он выпил.
Вдруг он почувствовал, как что-то теплое прижалось сзади к его плечу. Обернувшись, барон увидел блондинку в поношенном атласном платье — одна из «курочек» Честного, решил он. Эдди держал их ради клиентов — чтобы те подольше не вставали из-за игорных столов. Женщина была невысокая, с хорошеньким, кокетливым личиком.
— Лорд Ротуэлл! — Влажно блеснув глазами, женщина склонила головку на плечо и сразу стала похожа на какую-то экзотическую птичку. — Вы меня не помните?
Не желая попасть в неловкое положение, Ротуэлл замялся.
— Конечно, дорогая, — наконец соврал он. — Разве мужчина может тебя забыть?
— Мне вдруг захотелось посмотреть, как играют в фараон, —
