что можно было сказать об отношениях с нацистской Германией? Два скорпиона среди ночи согласились из осторожности поделить жертву, да так и застыли, одним глазом следя за жертвой, другим — друг за другом, с уже занесенными жалами.
Майский беспокоился, но Молотов, в своих леденящих ответах ему, был зол и непреклонен. Во- первых, говорил он, советские действия против Финляндии «объясняются тем, что мы не можем больше мириться с существованием враждебного нам фин[ского] пра[вительства] у самых ворот Ленинграда, угрожающего безопасности Советского Союза».
«Мы решили покончить с таким положением и ликвидируем его во что бы то ни стало, несмотря ни на что. Во-вторых, толки о каком-то политическом, и даже военном соглашении Советского Союза с Германией против англо-французов не соответствуют действительности. Никакого такого соглашения у нас с Германией нет, и разговоры о нем являются либо порождением паники, либо провокацией. В-третьих, если рассчитывают ослабить Советский Союз, поддерживая сопротивление Финляндии, то из этого не выйдет ничего. Шайку Маннергейма-Таннера мы ликвидируем, не останавливаясь ни перед чем и не взирая на их пособников и доброхотов. Если же Советский Союз попробуют затянуть в большую войну, то на деле убедятся, что наша страна подготовлена к ней как следует. Будучи вызван на войну, Советский Союз поведет ее до конца со всей решительностью».86
Майский должно быть предчувствовал тон телеграммы Молотова, который просто перекликался с тоном его беседы с Ллойдом Джорджем, относящейся к самому кануну Рождества. «Англо-советские отношения, — говорил бывший премьер-министр, — вступили в очень опасный период». Британское правительство сейчас занимает такую позицию, логическое развитие которой приведет к разрыву отношений. Совет Ллойда Джорджа был прост: не играть на руку тем, кто хочет разрыва. Не все были сторонниками такой жесткой позиции; некоторые люди, такие как Черчилль, были против нее. «Положение еще может быть выправлено». По проблеме отношений с финнами Советский Союз еще может оправдаться, говорил Ллойд Джордж соображениями обеспечения собственной безопасности. Но в целом вопрос выходит за рамки этой проблемы — это вопрос противостояния двух систем, капитализма и социализма. А Финляндия сейчас просто генератор, который питает все «реакционные силы мира». «Если бы я был на вашем месте», советовал Ллойд Джордж Майскому, я бы как можно скорее закончил эту финскую войну, ибо каждая ее неделя чревата новыми осложнениями и новыми попытками создать антисоветский блок. И я бы закончил финскую войну без использования «германских методов», применяемых в Польше, потому что они лишь дают лишние козыри в руки антисоветских «провокаторов». Майский стал протестовать против этого последнего положения, но Ллойд Джордж только рассмеялся: «Извините меня, старика, кое-что понимающего в международно-политических и военных делах. Я не хотел Вас обидеть. Однако из собственного опыта я знаю, что война есть война. А в особенности, эта война, которая, на мой взгляд, является последней большой борьбой капитализма за свои права на существование».87 В тот же самый день Харви, личный секретарь Галифакса, писал в своем дневнике об опасности антибольшевистского «крестового похода» в союзе с Германией, но без Гитлера. «Многие среди членов нашего парламента достаточно глупы, чтобы попасться на эту удочку, и в первую очередь п[ремьер] м[инистр] и Хорас Вильсон...».88 «Закончить финскую войну» было хорошим советом. Положение Советского Союза теперь изменилось коренным образом. От позиции главного проводника политики коллективной безопасности и защитника малых стран, которым угрожала агрессия, Москва прошла путь до пакта с Гитлером и закончила собственной агрессией против малой страны. Война в Финляндии, которая должна была обеспечить дополнительную безопасность Советскому Союзу, произвела обратный эффект. Советское высшее командование недооценило своего противника: финны действовали очень эффективно и советское наступление захлебнулось с огромными потерями. Советское руководство оказалось в дипломатической изоляции да еще рисковало нарваться на войну с Францией и Британией. Повсюду поднимал голову антикоммунизм. «Дикие звери» опять выпущены на волю, писал об этом Майский, и «каждая страна должна принять... меры предосторожности для ее собственной безопасности». Но советское руководство, принимая такие предосторожности, явно перестаралось. Был нанесен удар по престижу Советского Союза, по представлениям о его мощи. Советы зашли слишком далеко и сейчас необходимо было «удержаться на спине бегущего тигра, в противном случае — будешь съеден».
Майский играл в Лондоне осенью 1939 года рискованную роль, но он ведь хотел улучшения отношений с Британией. Некоторые историки критикуют поведение Майского перед войной, забывая, что прежде всего он был человеком Литвинова. Для него антинацизм и коллективная безопасность значили больше, чем сталинская благосклонность. Поэтому он и старался все время направлять свое правительство к улучшению отношений с Британией. А делать это было совсем непросто, учитывая, что Сталин и Молотов были приверженцами пакта о ненападении.
Если бы весной и летом британское правительство придерживалось той же политики, к которой пришло осенью, то вполне возможно, что альянс с Советским Союзом состоялся бы. Но мудрость и в политике приходит только вместе с опасностью. А теперь, когда война в Финляндии уже разразилась, сторонники антикоммунизма вновь обрели свободу и принялись нашептывать англичанам безрассудные планы военных действий против Советского Союза и просвещать их насчет того, кто на самом деле является «врагом номер один». Во Франции дела обстояли еще хуже. В сентябре-октябре французское правительство не поддерживало англичан в их стремлении улучшить отношения с Москвой, но по крайней мере опасалось и ухудшать их. Зато когда началась Зимняя война, никто уже и здесь не мог сдержать антикоммунистов.
Глава ВОСЬМАЯ
Эпилог: англо-советские отношения подобны натянутой струне
1939-й был длинным годом, но Зимняя война все же не успела закончиться в нем. А ее исход можно считать ключевым моментом в определении основной направленности Второй мировой войны. Декабрьские отчеты Майского сообщали о настроениях в Лондоне и Форин офисе. Французское и британское правительства вынашивали опасные планы бомбардировки советских нефтяных полей вокруг Баку. В Париже, Жаннени, президент французского Сената, опасался, что общественное мнение может позабыть, кто на самом деле являлся врагом номер один. Французские умиротворители, «пораженцы», предпочитали эту другую войну настоящей войне с Германией. «Осторожно», предупреждал Жаннени. «Сейчас не время обзаводиться еще одним врагом».1
Британская идея состояла в том, чтобы усилить блокаду Германии, лишив ее советской нефти. И никого, казалось, не волновало, что у британских и французских военно-воздушных сил не было никаких средств разрушить советские нефтяные промыслы или даже нанести им ощутимый урон; кроме того, советская нефть мало что значила для Германии. Во всяком случае, Сарджент предпочитал держать двери для Москвы открытыми: развитие событий в Финляндии могло ведь вызвать и раздоры между нацистами и Советами.2 Но сможет ли тогда Форин офис контролировать обстановку? Форин офис уже однажды потерял такой контроль: в 1927 году, когда правительство разорвало дипломатические отношения с Москвой. Да и сам Форин офис был расколот.
Даже Ванситтарт, который долгие годы был сторонником реалистичной политики в отношении Советского Союза, казалось, потерял ориентацию в разгар русско-финской войны и чуть позже. Между нацистами и Советами существует множество «точек соприкосновения», но «Ахиллесова пята» их отношений — Баку. Ванситтарт с большой горечью воспринимал неудачи последнего времени, в том числе и собственные. «Мы на самом деле слишком стремились к России», но оказались просто обмануты «советским двуличием». «Давайте же никогда не забывать об этом и больше не блуждать в розовых сумерках... Если, садясь играть в карты, один раз нарвешься на шулера, значит тебе не повезло, но если сядешь с ним играть второй раз — то это уж твоя собственная вина». Ванситтарт тоже заразился финской лихорадкой: «Мы должны ударить по Руссо-Германии или Тевтославии — давайте назовем так то, что они собой представляют, или чем собираются стать — пока она не стала слишком мощной».
