картонные коробки со спелым виноградом в белой древесной стружке. «Пока все без изменений», — всякий раз говорила юфрау Фредерикс. Очень уж это было однообразно. Скоро ее стали навещать реже, и под конец не заглядывал уже почти никто. Тогда мамочка передвинула ее кровать к окну, чтобы она могла смотреть на улицу.
— Так хоть можно что-нибудь увидеть, — объяснила юфрау Фредерикс.
Мы кивнули, мы все прекрасно понимали. Наша коробка с виноградом стояла на столике рядом с флаконом одеколона и стопкой библиотечных книг в серых обертках. Мы не собирались сидеть долго, и это носилось в воздухе, пропахшем одеколоном.
— А что теперь говорит врач? — спросила моя жена.
За окном башенные часы пробили один раз.
— Господи, уже четверть шестого? — встрепенулась юфрау Фредерикс и поспешно повернулась к окну.
Вскоре на улице появился молодой человек на велосипеде. Самый обыкновенный парень, с белобрысой челкой, в плаще. Я думаю, он возвращался со службы, потому что ехал в нетерпеливом темпе, как человек, который жаждет наконец-то оказаться дома. Поравнявшись с окном, он улыбнулся, взглянул вверх и помахал рукой.
— Привет! — закричала юфрау Фредерикс.
Она тоже махала рукой, да так, что чуть не вывалилась из кровати.
И он проехал мимо.
— Господи, это еще кто такой?
— Не знаю, — ответила она, — но каждый день в четверть шестого он проезжает мимо.
Лицо ее вдруг сделалось вполне счастливым и юным.
— Как мило с его стороны, — заметила моя жена.
— Он всегда машет мне, — кокетливо произнесла юфрау Фредерикс. — Ну а я что, я просто отвечаю. И даже не знаю, кто это такой.
Она много размышляла над этим, как сказала нам потом ее мамочка. Каждый вечер перед сном она говорила о таинственном велосипедисте. Она считала, что ему подходит имя Джек, и долгое время думала, что он служит в страховой конторе, но однажды мамочка подошла в пять часов к подъезду конторы и убедилась, что оттуда он не выходил. Ну ладно, значит, он служит где-нибудь еще. Главное, что он каждый день проезжает мимо и машет рукой, верный, как ангел.
— Состояние удовлетворительное, — сказал однажды врач.
Это была добрая весть. Значит, придет все-таки конец пропахшему одеколоном наблюдательному пункту у окна, винограду в картонных коробках и библиотечным книгам, где можно лишь прочесть про чужую жизнь. Скоро она, юфрау Фредерикс, снова станет сама участвовать в жизни по ту сторону окна.
— Не торопись, — советовала мамочка. — Для начала походи часок, по утрам.
К пяти она снова укладывалась в постель, чтобы помахать Джеку. Раз уж она его так окрестила.
Но когда ей разрешили в первый раз выйти на улицу, она выбрала конец рабочего дня. Оделась очень тщательно и чуть ли не целый час причесывалась, потому что от долгого лежания на подушке волосы стали непослушными. В пять минут шестого она спустилась по лестнице и стала у подъезда — ноги у нее все еще были немного ватные.
Все было рассчитано по минутам. Мамочка уже заварила чай, и сигареты в доме тоже были.
«Джек?» — скажет она улыбаясь, когда он, изумленный, соскочит с велосипеда. «Да, а откуда вы знаете?»
Она счастливо смеялась в душе, предвкушая, какое у него при этом будет лицо.
Дрожь пробрала ее, несмотря на теплое зимнее пальто, когда она завидела его в конце улицы — самого обыкновенного молодого человека, с белобрысой челкой, в плаще, спешащего домой. Он приближался. Находясь с ним на одном уровне, она сочла его столь же привлекательным, как и при взгляде сверху вниз. Поравнявшись, он скользнул по ней безразличным взором. Глаза его устремились вверх к окну, где белела кровать, ласковая улыбка осветила его лицо, он помахал рукой.
И проехал мимо.
Настало обеденное время, и двое рабочих в комбинезонах присели на высокую ступеньку дома, в котором они работали. Один из них, ленивый и толстый, открыл коробку, вмещавшую такое количество бутербродов, что мне с лихвой хватило бы на целую неделю. Вдохновенно поглощая их, он сказал:
— Опять какая-то чертовня с этой погодой.
Второй рабочий кивнул.
В его коробке бутербродов помещалось гораздо меньше, впрочем, и сам он уступал товарищу и весом, и ростом.
— Когда зимой завернул собачий холод, — продолжал толстый, — меня прямо злость брала вылезать поутру из теплой постели.
— Ага, — сказал второй.
Человек он был по натуре явно куда более спокойный.
— В конце концов я решил: возьму вот и не вылезу, — говорил толстый с набитым ртом. — У одного моего приятеля есть медицинская энциклопедия. Он еще член общества, которое издает журнал «Доктор на дому». Хобби у него такое. Вообще-то он мужик крепкий, а случись жене или ему самому прихворнуть, сам же и лечит. Он в этом здорово сечет. И денег кучу экономит. Ну вот, значит, прихожу я к нему в субботу и прошу: «Кеес, глянь-ка, чего там бывает при сотрясении мозга». Он и глянул.
Толстый взял новый бутерброд, сложил его пополам и запихнул в свой огромный рот.
— Ладно, — сказал он, с чувством жуя. — В понедельник утром опять был жуткий холод, и я говорю жене: «Вставать не буду, потому что больной». А она: чего, мол, с тобой? Я ей отвечаю. «Нечего, — говорю, — языком трепать, зови доктора». И снова на бок завалился. Славное дело, доложу тебе.
Он сладострастно застонал при этом воспоминании.
— К обеду пришел доктор. Мой домашний врач. Спросил, что случилось, тут я и говорю: «Вчера, доктор, я поскользнулся и упал головой об асфальт, а теперь мне чего-то не по себе». А он: чего, мол, я ощущаю? Ну я ему все и изложил, что мне Кеес выдал. Прямо соловьем заливался. Он мне и заявляет: «По-моему, у вас сотрясение мозга». Тут я на него гляжу букой. И отвечаю, потому что так всегда делают: «Вам сотрясение, а мне на работу надо…» А он мне: «И думать не моги, при сотрясении пролежишь месяцок, уж как миленький». Я, выходит, в дамках. Послал жену, чтобы взяла в библиотеке парочку интересных книжек. Лежу и думаю: повкалывайте-ка, ребята, без меня. И что же, ты думаешь, из этого всего получилось?
Второй рабочий пожал плечами. У него на этот счет не было никаких соображений. А у меня тем более.
— Дня через два заявляется другой врач, с проверкой, — с горечью сказал толстый. — Этакий сопливый дылда, только что отучился. Я ему в аккурат ту же байку выкладываю. Думаешь, он успокоился? Ничуть не бывало — такого голыми руками не возьмешь. Стал меня по сантиметру ощупывать. Никакого тебе доверия. Закончил наконец. Так знаешь, что он сказал?
На этот раз второй даже плечами не пожал и невозмутимо ждал продолжения.
— Он, видишь ли, сказал: «Вам повезло, дня через два-три можете выходить на работу»! — возмущенно прокричал толстый. — Нет, ты только подумай. Выходить на работу! С сотрясением-то мозга. Это же опасно для жизни!
Второй рабочий вяло заметил:
— Но у тебя же не было никакого сотрясения.
— Да речь не об этом, — сердито ответил толстый. — А о безответственности этого лекаришки. Хорошо еще, что все обошлось благополучно.
Счастливый день
