ГЛАВА ПЯТАЯ
Харпер сидел, удобно устроившись в кресле, у разожженного камина, тепло которого уже прогнало из комнаты стылость весеннего вечера. Из превосходной стереосистемы лилась музыка — концерт Баха. Это скромное помещение больше понравилось Никки, чем элегантные апартаменты, предназначенные для приемов. Она остановилась в дверях, чтобы незаметно понаблюдать за хозяином дома.
Харпер принадлежал к тем редким людям, которые умеют сочетать строгость с добротой. Мужская твердость всегда чувствовалась в нем, но при этом он не затмевал собой окружающих и был очень сдержан. Он снял шерстяной свитер и остался в простой рубашке и джинсах. Жесткие линии лица смягчились, он был умиротворен, явно наслаждаясь домашней обстановкой. На коленях у него, блаженно мурлыкая, лежала полосатая рыжая кошка. Харпер рассеянно гладил ее. На фоне огня в камине особенно четко вырисовывались очертания его изящных длинных пальцев, и приятный трепет пробежал у Никки по спине, словно ее тоже погладили. Насколько было бы легче, подумала она, соприкасаться лишь с этой теплой, мягкой стороной его личности. Тогда не придется защищаться от его беспощадности.
Он повернул голову и увидел Никки, стоящую в дверях с мокрыми взъерошенными волосами и робостью в глазах. Он приветливо улыбнулся ей, и Никки душой потянулась к нему. Он бесцеремонно сбросил кошку с ко-лен; та, сердито зашипев, прокралась в угол комнаты и стала вылизывать себя.
— Вот и вы, — сказал Харпер. — Подвинуть другое кресло?
Никки отрицательно покачала головой и, бесшумно ступая босыми ногами по ковру, подошла к камину. Тепло в комнате обволакивало ее, и она начала согреваться: она успела продрогнуть после душа.
— Я люблю сидеть на полу.
— Тогда садитесь сюда, передо мной, — предложил он. В его глазах отражался огонь, и они приобрели золотистый цвет кофе с корицей. — Вы захватили расческу? Нет? Неважно, я расчешу вам волосы пальцами, и они мгновенно высохнут.
Это обещало такое чувственное удовольствие, что у нее ослабели колени и она буквально упала к его ногам, словно проситель перед монархом. Это было настолько нелепо, что Никки не удержалась от смеха, лишь радуясь тому, что сидит с опущенной головой и он не видит глупого выражения ее лица.
Из огня да в полымя…
Никки как ни в чем не бывало спросила:
— А Чарлз у себя?
— Да, уже ушел спать, но это благо лишь отчасти: он подарил нам спокойный вечер, зато проснется завтра ни свет ни заря, — предупредил Харпер.
Легкие прикосновения пальцев Харпера к коротким мокрым прядкам ее волос окатывали Никки волной чувственного наслаждения. Она не сопротивлялась этому, губы ее приоткры-лись. Прерывистое дыхание и дрожь выдавали ее.
Харпер молча продолжал разъединять и приподнимать блестящие черные завитки. Движения его были медленны и нежны, а Никки вся вибрировала от наслаждения. Ее тело расслабилось, она таяла от восторга, уронив голову вниз и полузакрыв глаза. Незаметно для себя она прижалась щекой к его колену, обтянутому джинсами. От удивления она вскинула голову, но Харпер тут же обхватил ладонью ее лицо и не дал отстраниться.
Ах, вздохнула Никки и позволила себе окончательно расслабиться, опершись об его ноги. Это было намного приятней, чем заставлять себя отстраниться. И посему ее щека удобно устроилась на его колене и так и осталась там. А он продолжал поглаживать ее голову завораживающими движениями пальцев.
— Вам нравится у меня? — спросил Харпер.
— Очень, — честно ответила она. — У вас прекрасный дом.
Волосы у нее высохли, и сама она согрелась, но он все гладил ее, а она ни за что на свете не решилась бы отодвинуться от него.
— Значит, вы рады, что приехали?
— Ммм. Да, рада. Я и не представляла, что мне необходимо на некоторое время уехать из Лондона. Это взбадривает.
Чувствовалось, что он улыбается, спрашивая:
— А как же ваши колебания?
— Харпер, — сдержанно сказала Никки, — я не считаю вас злодеем, иначе я наотрез отка-залась бы ехать, невзирая ни на какую работу. Что меня беспокоило, так это наши отношения — будут ли они честными и прямыми. Я не любительница игр в догадки.
— Да, — согласился он, немного помолчав. — Вы говорите то, что думаете, не считаясь с тем, какие трудности это вам сулит или какую неблагоприятную реакцию это может вызвать. Я восхищаюсь подобной смелостью. Итак, вы ни о чем не жалеете?
Никки улыбнулась.
— Я сожалею о многом, но не о том, что приехала сюда. Может быть, пока Чарлз спит, поговорим о моей предстоящей работе?
— Помилосердствуйте, — попросил Хар-пер. — Ведь у меня тоже уик-энд. Давайте просто немного отдохнем. К тому же, уезжая из Лондона, я позаботился о том, чтобы все необходимые вам материалы были подготовлены. Они будут ждать вас утром в понедельник. На неделе я буду вам звонить, чтобы узнать, как идут дела, хорошо?
Сквозь ресницы Никки смотрела на пляшущее пламя, неяркий свет и колеблющиеся тени, на длинные вытянутые ноги Харпера.
— Хорошо, — сказала она, зевая. — Вы не станете возражать, если я дам Питеру номер вашего телефона, чтобы при необходимости он мог со мной связаться?
— Не возражаю, если он достаточно тактичен и не сообщит его еще кому-нибудь.
Глубокий голос Харпера звучал мягко, а указательным пальцем он водил по ее нежному уху. Ей стало щекотно, она отстранилась и за-крыла ухо ладонью. Он довольно усмехнулся и, ничего не говоря, сжал ее пальцы, как бы извиняясь.
— Питер будет очень тактичен, учитывая, что здесь пахнет прибылью, — насмешливо ответила ему Никки, на что Харпер рассмеялся. — Но, конечно, если вы не хотите, то я ему ничего не скажу.
— С моей стороны это было бы невежливо. Бедняга будет сходить с ума, если не сможет вам позвонить. Я доверяю вашему мнению. Раз вы говорите, что он тактичен, значит, так оно и есть. Если нет, то это сразу выяснится, так как очень немногие знают мой оксфордский номер.
Темноволосая головка Никки снова покоилась у Харпера на колене, а он продолжал медленно и ласково гладить ее. Никки убрала забинтованную ладонь с уха, и его взору открылась нежная линия изогнутой белокожей шеи. Харпер увидел легкое биение пульса под тонко очерченным подбородком — трепещущее, словно крылышко бабочки.
— Вы основательно защищаете свой дом, — сказала с закрытыми глазами Никки.
— Я вынужден. Здесь у меня находятся драгоценные вещи, и я, как вы весьма проницательно мне вчера указали, слишком богат и известен, так что иногда привлекаю нежелательное внимание. — Хотя художественные изделия и мебель в доме стоили целое состояние, Никки поняла по голосу Харпера, что он имел в виду не материальные ценности.
«Я — защитник, а не разрушитель» — те-перь она полностью осознала его слова, сказанные в машине. На нем лежала ответственность за людей, которых он любил. Забота его была ненавязчива, но он входил во все детали — вплоть до того, чтобы знать каждого, у кого есть номер его телефона.
Казалось бы, такое постоянное внимание Харпера к окружающим должно было вызвать у Никки своего рода клаустрофобию, но почему-то этого не произошло. Из собственного опыта она знала, как пагубно считать, что несчастья случаются лишь с другими. Возможно, отец был бы сегодня жив, если бы принял меры предосторожности вместо того, чтобы верить в свою неуязвимость. Золотая пора ее юности, как она теперь поняла, оказалась иллюзией, потому что все окружающие были слегка опьянены наркотиком власти.,
Здесь же совсем другой случай. Из разговоров с Харпером и из того, что сама заметила, Никки поняла: он прекрасно осознает, в чем польза власти, а в чем злоупотребление ею, и поэтому разграничивает две стороны своей жизни таким образом, чтобы общественная сторона не оказывала никакого влияния на
