похожи друг на друга и в этом смысле она не соперница для Гейл — высокой невозмутимо-элегантной блондинки в черном, так как хрупка, темноволоса и ярко одета. Но потом сообразила, что Гейл совершенно не ожидала увидеть вместо прежней замарашки такую ухоженную и жизнерадостную женщину. Никки почувствовала большую уверенность в себе.
Тут к ней повернулся Харпер, и, когда их взгляды встретились, у нее подкосились ноги. Человек, которым она восхищалась и которому полностью доверяла, отошел на второй план, и его место занял другой — властный, мужественный и… неистовый. Темные глаза обжигали ее своим блеском, затем он опустил взгляд, но не отвернулся. Она поняла, что он увидел то, что она и хотела, — очертания ее тела под облегающим, лишенным каких-либо украшений платьем и кремовую кожу обнаженных рук и плеч.
Гордон обогнул диван и подошел к Никки. Взяв ее за руки, он поднес их к губам.
— Что за поразительное перевоплощение! — воскликнул он. — Дорогая, вы выглядите весьма изысканно!
Никки все еще смотрела на Харпера, а доктор наклонился и прошептал ей на ухо:
— Вы словно конфетка!
При виде того, как посуровел Харпер, Ник-ки вся затрепетала и, повернувшись к Гордону, взмолилась:
— Ради Бога, прекратите!
— Но мы с вами только начали, — ответил тот, дерзко сверля взглядом ее взволнованное нежное личико.
— Да как вы смеете? — Никки была настолько потрясена его наглостью, что в ее голосе вместо возмущения прозвучало лишь удивление.
— Я ведь играю с огнем, не так ли? — усмехнулся Гордон. — Харпер опасен, если его спровоцировать! Но, право слово, игра стоит свеч! Вам не кажется, что знаки внимания другого мужчины могли бы сократить то расстояние, на которое он столь упрямо удалился ото всех?
У Никки от изумления расширились глаза.
— Откуда вы это знаете?
— Дорогая, я давно это понял, так как рос с ним вместе и видел, что он избегает почти всех окружающих. Если вы собираетесь изменить его, то я вас искренне благословляю на это. — И еще тише добавил: — Я никогда его таким не видел. Не сломитесь, милая Никки!
— Но… но… — запинаясь, пробормотала она, не зная, как поступить, и тут к ним подошел разъяренный, словно жаждущий крови хищник, Харпер.
Никки с опаской подняла на него глаза и поразилась: хотя от его фигуры исходила угроза, выражение лица было вежливым. Но его выдавали глаза — в них читалось что-то первобытное.
— «Перье», Никки? — ласково спросил он и протянул ей бокал.
Не успела Никки взять бокал и поблагодарить, как Гордон воскликнул:
— «Перье»? Но вы наверняка предпочитаете что-нибудь покрепче, дорогая?
У Никки перехватило дыхание, и она испугалась: с видом оскалившегося волка, который вот-вот набросится на врага, Харпер медленно повернулся к другу. Как только у Гордона хватило смелости выдержать его взгляд! А Харпер очень спокойно объяснил:
— Никки никогда не пьет перед обедом ничего, кроме бокала вина.
А отважный Гордон продолжал свое:
— Разве у Никки есть право выбора?
У Харпера побелели губы, но он улыбался. Никки не выдержала напряжения и громко воскликнула:
— Хватит! Да, я пью «перье», и всего один бокал! К тому же мне неприятно, когда меня обсуждают таким образом, словно меня здесь нет.
Блондин повернулся к ней и игриво сказал:
— Поверьте мне, дорогая: я-то очень ощущаю ваше присутствие в этом потрясающем платье!
Взгляд у Харпера сделался свирепым. Тут из-за плеча Гордона раздался голос Гейл, твердый и с угрожающими нотками:
— Вы сводите личные счеты или другие тоже могут присоединиться к беседе?
Чем-то все это закончится, подумала Никки. Атмосфера и так уже накалилась до предела.
Дальше было еще хуже: язвительные недомолвки Гейл, страсть, разыгрываемая Гордоном. Его притворство выдавал только смех в голосе, когда он шептал что-нибудь на ухо Никки. Харпер же разрывался на части: он сурово следил за малейшими изменениями в лице Никки и одновременно выполнял обязанности хозяина дома, беседуя в основном с Гейл, но взгляд у него становился с каждой минутой все более яростным.
Гейл, прищурившись, наблюдала весь этот спектакль с высокомерным и непроницаемым видом.
Гордон не преминул шепотом сообщить Никки:
— Гейл всегда пыталась заловить Харпера, но не беспокойтесь — из этого ничего не вышло. Я-то, дурак, добивался ее несколько лет, а она водила меня за нос, не говоря ни «да», ни «нет». Так что ей не помешает, если и с ней обойдутся таким же образом. Она выглядит совершенно безразличной, правда? — не без восхищения заключил Гордон.
— Я ее не виню! — сквозь зубы процедила Никки. В отличие от остальных она не получала никакого удовольствия от еды.
Харпер сидел во главе стола. Откинувшись в кресле, он лениво спросил:
— Кого вы не вините, Никки?
Она вначале трусливо отвела взгляд, но вдруг ей настолько стало противно в этой взрывоопасной атмосфере, что она решила честно сказать, что думает, и резко ответила:
— Я не виню Гейл, что она не хотела разговаривать с Гордоном! Он ведет себя гадко, и если этот ужин — прелюдия к тому, что последует, то, благодарю покорно, я обойдусь без десерта.
Двое мужчин разразились хохотом, а Никки замерла, отчаянно стараясь не покраснеть: ведь именно эти слова она сказала Гордону о его прерванном свидании в тот первый вечер, когда они познакомились.
Одна лишь Гейл не поняла шутки, и, к огромному облегчению Никки, ни Харпер, ни Гордон не стали ей ничего объяснять. Блондинка сделала вид, что не заметила этого, но с удивлением посмотрела на Никки.
Итак, гордость победила: Никки не только удалось не покраснеть, но благодаря ее откровенным словам, прозвучавшим вовремя, необъявленная война, кажется, закончилась и настроение у всех улучшилось. Даже враждебность Гейл стала не такой явной, и она впервые почти любезно обратилась к Никки, хотя ее взгляд и остался подозрительным. Никки было так легко после перенесенного напряжения, что она не стала возражать и вместе со всеми прошла в малую гостиную выпить кофе с ликером.
Харпер сам разливал кофе. Прибор уже стоял на викторианском столике красного дерева, инкрустированном золотом и слоновой костью. Сначала он передал чашки Гейл и Гордону, затем отнес кофе Никки. Она осторожно при-няла от него фарфоровую чашечку и, опустив голову, тихо поблагодарила. Она чувствовала себя неуютно, и не оттого, что боялась пролить кофе. У нее дрожали пальцы из-за странного, решительного вида, с которым подошел к ней Харпер. Она отошла к двери на балкон, а он не вернулся к столику за своей чашкой, а вместо этого встал перед ней. Никки отвернулась и уставилась в темноту теплой ночи, не представляя, как выпутаться из этой невыносимой ситуации.
— Посмотрите на меня, — тихо сказал Харпер.
Она вначале отрицательно покачала головой, но потом откинула голову и подняла глаза вверх к его лицу, словно беззащитный мотылек, притягиваемый его горящими темными глазами. Она ошиблась — напряжение вовсе никуда не подевалось, оно ослабло, все стали вежливы, но Харпер до сих пор являл собой пороховую бочку, которую поджег Гордон.
Чашка на блюдце в руках Никки зазвенела. Не сводя с нее свирепого взгляда, Харпер протянул руку и обхватил твердой ладонью ее нежное запястье. Чашка перестала дребезжать, но Никки оказалась как в тисках.
— Вы, конечно, заметили, что сегодня вечером я едва не потерял самообладание, — любезным тоном произнес Харпер, но, Боже, как он был разъярен!
