порций жареных цыплят. – А мы с Микки как раз думали, чем бы нам заняться. И решили сэкономить вам время и забрать заказ.
– Вы не обязаны были это делать, – сухо бросил Трейс.
– Я знаю. – Она посмотрела на Лидию и пожала плечами. – У меня идеальный хозяин. Не хочет, чтобы я работала для него сверх договора.
– Вы – няня, а не экономка.
Опять приходится давать объяснения. Насколько проще было бы, если бы она сидела дома!
Вот Донна никогда не приходила к нему на работу. И он не помнит, чтобы мама когда-нибудь заходила к отцу. Конечно, если бы она проявляла больший интерес к делам мужа, может быть, им было бы проще говорить и о чем-то постороннем. А если бы отец был более общителен, может быть, и сын не вырос бы таким букой…
Ники отмахнулась:
– Не беспокойтесь, дополнительной оплаты не потребуется. – Она усмехнулась и демонстративно осмотрелась вокруг. – Мои усилия будут стоить вам экскурсии. Я еще никогда не была в полицейском участке. У вас тут есть камеры?
– Да, есть пара камер для задержанных. – Трейс задумался. Может, посадить ее в одну из этих камер и обрести пару минут свободы? Он взялся за ручку коляски и направился к двери во внутренние помещения. – Забирайте цыплят. Начнем с моего кабинета.
– Не забудьте, что перед собранием общественности вы должны встретиться с мэром и членами городского совета! – крикнула Лидия ему вслед.
Он кивнул.
Ники шла рядом с ним.
– Мне действительно хочется все осмотреть, но, как я поняла, у вас нет времени. До собрания остался час. Если хотите, экскурсию можно отложить.
На самом деле он хотел прижать ее к стене своего кабинета. И чтобы дверь была закрыта, а жалюзи опушены. Он так ясно представил себе эту сцену, что у него подогнулись ноги.
– Вы в порядке? – спросила она, когда он вдруг резко остановился.
– Да. – Черт подери, откуда все это взялось?! – Просто я подумал… – Трейс повернул в другую сторону. – Давайте отнесем цыплят на кухню.
Греховное видение было недопустимым и все же таким ясным, что он почти ощутил ее губы на своих губах.
Он – шериф. Это – его участок. Она – его служащая. Это очевидные обстоятельства. У него есть сын, о котором он должен заботиться. Этому сыну она нужна больше, чем ему – секс. Но даже если бы всех этих факторов не было, все равно он не поддался бы своему безумному желанию. Она – воплощение любви и сочувствия, а он, как уже было доказано, мало, что знает о подобных вещах.
– Вы всегда хотели быть полицейским? – спросила Ники. Они осмотрели почти весь участок. И каждое пояснение, каждое слово Трейса показывало, как он гордится своей работой, своим делом.
– Сначала я был военным. Служил во флоте, как мой отец. Потом решил, что должен распоряжаться собственной жизнью. Так что через четыре года ушел в отставку. После этого мне казалось естественным встать на страже закона.
– Порядок и дисциплина, как вы выражаетесь.
Недовольный, кажется, тем, что она поймала его на слове, Трейс посмотрел на нее искоса.
На самом же деле он удивил Ники. Она не ожидала от него такой живости, такого энтузиазма. Тут он явно был в своей стихии.
– Я думал, вы, как учительница, должны быть поборником дисциплины, – поддразнил он ее.
Она рассмеялась:
– Как воспитательница группы из тридцати детишек в детском саду я знаю, что дисциплина и порядок – это иллюзия.
– Бросьте. Вы ежедневно даете мне расписание Микки на день.
– Конечно, я за систему и упорядоченность, – живо согласилась Ники. – Это главные инструменты воспитателя. – Он и она вкладывают в эти термины прямо противоположный смысл. – Но в садике я двигаюсь от одной вспышки хаоса к другой. В работе с маленькими детьми нужна гибкость. Тут никогда не знаешь, что произойдет в следующую секунду, так что надо быть готовой ко всему. Мне кажется, у вас похожая ситуация.
Он недоверчиво покачал головой:
– Вы сравниваете детишек из детского сада с нарушителями закона?
– Конечно нет. Но мы оба должны поддерживать порядок, следить за поведением. Все это – часть нашей ежедневной рутины.
– Никогда не думал об этом в таком плане.
– Как и большинство людей. Но детский сад или школа – это общество в миниатюре. О! – Она заметила этажерку с полками, набитыми толстыми папками с фотографиями. – Кто это? Преступники? Можно я посмотрю?
– Это старые дела. Все на бумаге. Теперь такая информация, как правило, закладывается в компьютер. Просто потрясающе! Можно быстро сузить круг подозреваемых по приметам – вес, рост, цвет волос и так далее. Но, извините, это только для служебного пользования. – Он пожал плечами. – Каждый имеет право на неразглашение фактов его биографии. Даже преступники.
– Вообще говоря, я могу это понять. – Ники дотронулась до одной из папок. – В поисках сведений о сексуальных преступлениях я регулярно просматриваю городской сайт. И могу со всей ответственностью заявить, что некоторые люди попадают туда только потому, что их личная жизнь стала достоянием общественности.
– Попробую угадать. – Он стоял, уперев руки в бока, как воплощение полицейской непреклонности. – Вы думаете, нехорошо записывать какого-нибудь глупого юнца в сексуальные преступники только потому, что он решил шутки ради проехаться в машине нагишом?
– Нет, – ответила Ники, к немалому его удивлению. – Это сурово, но, если кто-то настолько туп, что публично выставляет себя напоказ, это может быть предвестником более тяжких противозаконных поступков в будущем. А когда речь идет о безопасности детей, никакие меры не являются слишком суровыми.
Ей нужно было отвлечься, вспомнить, что в жизни есть и невинность, и добро, и она наклонилась к Микки. Он мирно спал в своей коляске. Густые каштановые волосы – как темная тень на нежной детской кожице. Эта трогательная картина помогла прогнать призраки тяжких воспоминаний. Когда она выпрямилась, Трейс стоял слишком близко.
– Мне очень жаль, – сказал он мягко.
– Что?
– Вы имели дело с жертвами сексуальных преступлений?
Да, не умеет она прятать свои чувства так хорошо, как хотела бы.
– Это было для меня самое тяжелое испытание в жизни. – Теперь девушка выглядела совершенно беспомощной.
– Ники! – Он обхватил ее лицо руками и осторожно вытер ей слезы. – Вы же помогли.
– Слишком мало, слишком поздно! – На миг девушка уронила голову ему на плечо, впитывая его силу, его тепло. – Она была такая маленькая, такая тихая… Как можно было ее обидеть?
Он погладил ее волосы, притянул к себе нежно-нежно, хотя все его тело напряглось, как струна, и прошептал:
– Не думайте о таких вещах. Помогайте, когда можете, и примиритесь с тем, что не в силах изменить.
Она содрогнулась от страшных воспоминаний.
– Я никогда не испытывала такой ненависти. И сейчас прихожу в ярость.
– Конечно, – согласился Трейс. – Вы не можете мириться со злом. – Он приподнял ее подбородок, и она заглянула в эти изумрудные глаза глубоко-глубоко и увидела в них затаенную боль. – Думайте о добре,
