девочки.
Затем, никому ничего не сказав, я приготовила эликсир забвения и дала его маленькому Року, чтобы малыш позабыл ужасы, свидетелем которых невольно стал.
После печальных похорон, я вернулась в Барселону с блокнотом полным заметок и горьким чувством вины в сердце. Мне совершенно не хотелось видеть Деметру. Я мечтала об одном — забыться в объятиях Гуннара.
Все во мне переворачивалось от мысли, что я — омниора, и я с ужасом думала о страданиях, на которые обречены эти добрые колдуньи, и жертвах, на которые им постоянно приходится идти. Мне хотелось быть самой обыкновенной женщиной из плоти и крови, любить, работать, иметь свой дом, детей и не трястись от ежеминутного страха, что с ними могут расправиться одиоры.
Селена остановилась на автозаправочной станции. Залив в машину бензин, путешественницы решили выпить по чашке кофе. Анаид была ошеломлена услышанным… Ей не терпелось засыпать мать вопросами.
— Выходит, у Елены была дочь?
— Да.
— Но ведь она говорит, что у нее рождаются только мальчики, потому что у нее такая особая болезнь!
— Елена ничего не помнит. Ей дали эликсир забвения. Только он помогает омниоре, потерявшей ребенка от рук одиор, не сойти с ума от страха за остальных своих детей.
— Бедная Елена!
— Да уж! Случившееся с ней — самое страшное из того, что может постичь омниору.
Анаид живо представляла себе маленького Рока с пылающим взором черных глаз.
— Значит, Рок видел, как Баалата расправилась с его сестренкой?
— Думаю, да. Но он об этом забыл.
— А каким он был в раннем детстве?
— Очень хорошеньким. Пухленьким. С черными вьющимися волосами и черными умными глазками. По-моему, он самый хорошенький из сыновей Елены, вылитый отец.
Анаид невольно покраснела.
— Я что-то не то сказала? — удивилась Селена.
Смешавшись, Анаид сделала вид, что во всем виной кофе с молоком.
— Нет. Я просто обожглась.
Однако Селену было не так-то просто провести.
— А по-моему, ты что-то от меня скрываешь.
— Я?
— Говори! Что у вас с Роком?
— Ничего! — заупрямилась Анаид, не желавшая обсуждать с матерью свои сердечные дела.
— Ну ладно, — махнула рукой Селена. — Ничего так ничего.
— Выходит, — продолжала Анаид, — ты поселилась в Урте потому, что так решили вы с Карен?
— В некотором смысле да. Дело в том, что через некоторое время я вспомнила о предложении Карен и вцепилась в него. Более того, я сама купила бывший графский особняк. Кстати, я уже выплатила деньги, которые должна была за него банку. Теперь он принадлежит только нам.
— Как здорово, что Карен подсказала тебе эту мысль. Ведь я не могу жить без этого дома, где можно дышать воздухом моих родных гор!
— Боюсь, тебе придется привыкнуть обходиться без них.
И вдруг Анаид преисполнилась чувством благодарности к матери и одновременно пожалела ее, вспомнив о ее кочевой молодости.
— Спасибо, мама, за то, что благодаря тебе, у меня есть Урт и родной дом. Спасибо за нашу семью.
— Именно их я и хотела подарить тебе, доченька! — взволнованно произнесла Селена.
— Значит, все изменилось, когда умерла бабушка Деметра?
— Да, — погрустнела Селена. — Уходя, она оставила вместо себя пустоту. Я очень по ней скучаю. И по тете Крисельде, между прочим, тоже.
— Неужели бабушка в молодости была такой строгой? — размешивая сахар в кофе, спросила Анаид.
— Ты даже не можешь себе представить! — усмехнулась Селена.
— А когда ты переехала жить в Урт? — не находя себе места от любопытства, спросила Анаид. — А где и когда я родилась? А мой отец — Гуннар?
— Постой, не спеши, — осадила нетерпеливую дочь Селена. — До твоего рождения произошло еще много разного. Дай-ка я заплачу за кофе и расскажу все по порядку.
Долг и судьба
Вернувшись из Урта, я немедленно отправилась к Гуннару. Он занимался резьбой по дереву. Из-под ножа в его огромных сильных руках как раз выходила маленькая изящная лошадка. Говоря со мной, Гуннар не отводил от нее взгляда. Он даже отодвинулся к другому концу березового столика, за которым работал, чтобы сидеть подальше от меня. Рассказывая о случившемся за время моего отсутствия, Гуннар говорил очень грустным тихим голосом.
— Однажды утром у меня появилась Метрикселла с чемоданом. По ее словам, в нем было все необходимое, чтобы отправиться со мной в Исландию. Она утверждала, что бросит университет, что ее не пугают трудности с языком и что она не будет тосковать по свету и солнцу бесконечными полярными ночами.
У меня сердце рухнуло в пятки. Значит, пока я расследовала в Урте преступление Баалаты, виновницей которого сама же являлась, Метрикселла приходила к Гуннару, чтобы следовать за ним на край света!
— И что ты ей сказал?
Гуннар усердно полировал деревянную лошадку шкуркой. Два раза он открывал рот, чтобы заговорить, но оба раза не промолвил ни слова. Я постаралась сдержать нетерпение и любопытство и, прикусив язык, дала ему возможность подыскать нужные слова. Наконец Гуннар заговорил:
— Я сказал, что не люблю ее.
Я потихоньку перевела дух. Признаться, я очень боялась, что Гуннар не выдержит и решит вернуться к Метрикселле. Однако мой викинг вовсе не был счастлив. Оторвавшись от работы, он произнес с болью в голосе:
— Она поняла, что у меня появилась другая женщина.
Я хотела броситься к Гуннару и задушить его поцелуями, лишь бы утешить, но он удержал меня жестом руки.
— Мне все это не нравится, Селена.
— Что именно? — испуганно спросила я.
— То, что с нами происходит. Что ты со мной сделала?
— Я?!
— Ты меня околдовала?
Слова Гуннара прозвучали как обвинение, и я почувствовала себя так, как наверняка чувствовали колдуньи перед судом Инквизиции.
— Почему ты так говоришь?
— До тебя моя жизнь была четко расписана, у меня были конкретные планы. Я прекрасно представлял себе собственное будущее, свои обязанности. Я любил Метрикселлу, и тут внезапно появилась ты!
Гуннар был очень напряжен, и разделявшее нас расстояние лишь усиливало это впечатление.
