— Неужели ты думал, что можно уйти из дома, не расстроив свою сестру? — покачал головой маркиз. — Я считал тебя разумнее.
В голосе его послышались жесткие нотки, от которых Ровене стало не по себе.
Она обняла Марка за плечи, словно защищая его. Но мальчик ответил маркизу:
— Мне очень жаль, милорд, я не подумал об этом.
— А следовало подумать, — сказал маркиз. — Если бы ты подождал немного, то вечером присутствовал бы при интересном разговоре. Я как раз собирался заехать сегодня и поговорить с доктором о твоей выездке.
— О моей выездке?
— Я собирался предложить тебе на остаток каникул коня и конюха, чтобы ты тренировался, а если дело пойдет хорошо — мог бы выехать с нами на охоту, когда вернешься из школы домой на Рождество.
У Марка перехватило дыхание, и лишь через несколько секунд он смог произнести:
— На охоту! Вы сказали — на охоту, милорд?
— Именно так я и сказал, — подтвердил маркиз. — Но, возможно, ты предпочитаешь быть конюхом в конюшнях, где тебя заставят подметать целый год полы и лишь потом, если повезет, доверят ухаживать за лошадьми.
Наступила тишина, затем Марк произнес:
— Теперь я понимаю, что вел себя как дурак, милорд.
— В следующий раз, когда решишь побунтовать немного или не будешь знать, как поступить, можешь спросить совета у меня, — сказал маркиз. — Я наверняка смогу помочь, ведь я тоже был мальчиком.
— Я так и сделаю, милорд, спасибо вам большое. Так я действительно смогу учиться езде, пока не отправлюсь в школу?
— Я же сказал, — подтвердил маркиз. — И у меня есть еще одно предложение.
Марк с восторгом смотрел на маркиза, а Ровена — прямо перед собой, и губы ее были крепко сжаты.
Она понимала, что теперь Марк будет восхищаться маркизом, как божеством, и ничто не сможет этому помешать.
Выездка на прекрасных лошадях! Охота на Рождество! Что она может противопоставить подобным соблазнам?
«Ненавижу его, ненавижу!» — твердила она себе. И все же нельзя было не признать, что предложение маркиза открывало перед Марком новые горизонты, давало ему возможность изменить свою жизнь.
Всю дорогу до Литл-Поувика Ровена не произнесла ни слова, зато Марк с горящими глазами говорил о лошадях и все продолжал благодарить маркиза.
Когда фаэтон остановился перед дверью их дома, Марк спросил:
— Можно мне подойти к лошадям, милорд?
— Если хочешь, — позволил маркиз.
Марк соскочил с фаэтона, едва он успел остановиться, и подбежал к передней лошади раньше Сэма.
Когда Ровена откинула покрывавший ее колени плед, маркиз тихо произнес:
— Так я прощен?
— Нет.
— Как это нехорошо с твоей стороны!
— Вы просто пытаетесь подкупить Марка, так же как подкупили Гермиону и, конечно же, папу, — воскликнула Ровена, не пытаясь скрыть своего возмущения.
— Какое неприятное слово — «подкупить».
— А то, что вы делаете, — это действительно неприятно. Пытаетесь обмануть всех, чтобы вышло по- вашему.
— Мне всегда говорили, что в любви и на войне хороши все средства. А у нас с тобой — и то, и другое, Ровена.
— Скорее это просто война, — возразила девушка. — И раз вы готовы использовать любое оружие, мне придется сделать то же самое.
Маркиз ничего не ответил.
С ловкостью, удивительной для человека, недавно оправившегося от серьезных травм, он спрыгнул с фаэтона и предложил руку Ровене.
Невозможно было избежать этого, и девушка оперлась на его руку. Поставив Ровену на землю, маркиз прижал ее к себе.
Несмотря на всю свою решимость, несмотря на то, что Ровене почти удалось убедить себя, что она ненавидит этого человека, сердце ее словно перевернулось в груди, а по телу пробежала горячая волна радости.
И Ровена поняла, к собственному раздражению, что все это не осталось не замеченным маркизом, потому что он улыбнулся и приподнял шляпу.
— Кажется, ты не настроена принимать гостей, — сказал он. — Поэтому я не стану навязывать свое общество.
Пока маркиз говорил все это, к ним подошел Марк.
— Хочу сказать тебе, Марк, — обратился к нему маркиз, — что завтра утром я уезжаю в Лондон.
— Уезжаете?
Марк был явно расстроен услышанным.
— Только на три-четыре дня, — успокоил его маркиз. — Возможно, вы не знаете, но на первое августа в Лондоне назначены грандиозные торжества, принц-регент хочет воздать особые почести герцогу Веллингтону. В Карлтон-хаузе будет грандиозный прием, на котором я должен присутствовать.
— Но вы не останетесь там надолго? — забеспокоился мальчик.
— Постараюсь вернуться как можно скорее, — ответил маркиз. — Возможно, второго, а уж третьего- то наверняка. А потом ты приедешь в Свейнлинг-парк, и мы выберем лошадь, на которой ты можешь тренироваться до начала сентября.
— А после этого я поеду в Итон? — спросил Марк.
— Да, — кивнул маркиз. — И я собираюсь многое рассказать тебе об этой школе, чтобы тебе было там не так страшно на первых порах.
— Спасибо, милорд, большое спасибо! — воскликнул Марк. — А вы не забудете о моей лошади?
— Обещаю, что пошлю за тобой, чтобы ты смог ее выбрать, как только вернусь из Лондона. — Улыбнувшись, маркиз добавил: — А пока ты должен побольше заниматься. Ведь когда начнешь учиться верховой езде, для этого будет гораздо меньше времени.
Он сказал это все весело и непринужденно, но Ровена видела, что Марк понял: это приказ.
— Обещаю вам, — сказал он.
Пока Марк говорил с маркизом, Ровена стояла на месте, понимая, что было бы невежливо уйти сейчас. Хотя, если судить по владевшим ею эмоциям, гораздо разумнее было бы уйти немедленно.
— Теперь, когда все уладилось, — улыбнулся маркиз, — я надеюсь, Ровена, что вы будете с нетерпением ждать моего возвращения.
Марк внимательно прислушивался к разговору, и Ровена не могла ответить так, как ей хотелось бы.
Она не собиралась давать маркизу руку, но он сам завладел ее ладонью, которую поднес к губам, прежде чем девушка успела его остановить.
Пока маркиз говорил с ее братом, Ровена успела снять перчатку, и теперь кожа ее пылала от прикосновения его губ.
Она невольно сжала пальцы.
Маркиз поднял голову и заглянул в глаза Ровене. Потом он надел шляпу и сказал:
— До свидания, Марк. Заботься получше о своей сестре. Она — особенная женщина.
Он забрался в экипаж, Сэм тронул коней, и они рванулись с места, прежде чем тот успел вскочить на
