– Ну, я услышу, если что, – ответил Росс. – Тут не Проспишь – звонок-то прямо над кроватью!
Герцог снова посмеялся. Он тоже отметил, что вдовствующая графиня окружила высокопоставленного гостя всеми удобствами, и это еще раз доказывало, что ненавистного брака ему не избежать.
Герцог ждал, гадая, что же делать, если Росс не услышит звонка или если механизм не сработает. К его великой радости, он наконец услышал шаги по коридору. Дверь тихо приоткрылась.
– Ваша светлость звонили?
– Да, Росс, – ответил герцог. – Входи и закрой дверь.
Таинственный голос хозяина подсказал камердинеру, что, по его собственному выражению, «какая-то каша заваривается», а в глазах господина он увидел блеск, которого не было еще вечером.
Примерно через час герцог, которого колотил озноб, был закутан в одеяла и сведен по лестнице дворецким и собственным слугой. Он так слаб от малярии, его трясет «как осиновый лист», рассказывал Росс. Им пришлось едва ли не нести больного в холл, а потом в ожидавший у дверей закрытый экипаж.
Только когда мужчины опустили беспомощного герцога на сиденье, он сумел прошептать:
– Мне так жаль… скажите ее светлости… мне очень жаль…
– Она будет очень огорчена, ваша светлость, – отозвался дворецкий. – Будем надеяться, что ваш врач сумеет усмирить этот ужасный приступ и вылечит вас.
– Благодарю вас… – с трудом выговорил герцог.
Росс укутал ему ноги и сел в карету напротив господина.
Дворецкий произнес:
– Дайте знать ее светлости, когда его светлости станет лучше. Она будет так огорчена! Этим вечером она собиралась дать вечер в его честь.
– Его светлость тоже будет расстроен, когда придет в себя, – ответил Росс. – Он после этих приступов слабее котенка!
Дворецкий сочувственно вздохнул и отошел от кареты.
Лакей захлопнул дверцу, взобрался на запятки и лошади тронулись.
Герцог немедленно вылез из многочисленных одеял и спросил:
– Ты сказал Сазерленду, где надо остановиться?
– Сказал, ваша светлость, – ответил Росс, – но вам бы лучше самому ему показать.
Он выглянул в небольшое окошко за спиной господина.
– Мы уже не видны из дома, ваша светлость.
– Ну так открой окно, ради Бога! Я задыхаюсь! – волновался герцог.
Он стянул с себя последнее одеяло и сложил всю стопку на сиденье.
Когда лошади остановились, Росс распахнул дверь и герцог вышел.
Пока герцог шел к месту, где он оставил Джиованну, кучер медленно ехал следом.
Герцог подходил к кустам. Его не покидало опасение, что Джиованна могла прийти в себя, освободиться и исчезнуть. Конечно, узел был прочным, но ведь у девушки оставалась свободной одна рука…
Тут он увидел белое пятно рубашки на траве и понял, что за время его отсутствия девушка даже не пошевелилась.
Герцог развязал платок, оставив его болтаться на запястье девушки, и поднял ее на руки. Быстро подбежав к карете, герцог укутал Джиованну одеялами, в которых уезжал из дома графини. Уложив девушку на заднее сиденье, он быстро забрался внутрь. Росс, не дожидаясь команды, захлопнул дверцу и вскочил на запятки рядом с лакеем.
Когда карета тронулась, герцог подумал, что поступил довольно некрасиво по отношению к графине, не сделав предложения ее падчерице. Однако в эту минуту его беспокоила лишь жизнь Джиованны, кем бы эта девушка ни оказалась. Герцог готов был защитить незнакомку of людей, намеревавшихся убить ее. История звучала невероятно, и многие наверняка сочли бы ее плодом больного воображения, однако герцог решил во что бы то ни стало спасти Джиованну.
Они проехали уже несколько миль, когда девушка открыла глаза. Наблюдавший за ней герцог подался вперед, а потом, встав на колени, чтобы быть ближе, тихо произнес:
– Все в порядке, Джиованна, не бойтесь.
Она с удивлением посмотрела на него и спросила:
– Где я… почему вы здесь?
Тут она опомнилась и издала слабый крик:
– Вы… вы помешали мне умереть!
– Я должен был спасти вас, – ответил герцог, – и поэтому увез.
Огромные глаза девушки стали еще больше. Оглядев карету, она произнесла:
– Я куда-то еду… Что происходит?
– Вы в моей карете, – объяснил герцог, – и мы едем ко мне в замок.
