– Прости меня, это заведение оказалось совсем для тебя неподходящим, и мне не следовало тебя водить туда…
– По зато последние танцы на Елисейских полях оказались очаровательны! Одно только странно: как это ты не сказал мне «спокойной ночи»?
Кендрик откровенно покраснел.
– Если признаваться до конца, сестренка, то я просто забыл. – Он снял со лба намоченный платок. – Вся беда в том, что мне вообще не следовало впутывать тебя в эту мою авантюру – да теперь поздно!
– Честное слово, ничего страшного не произошло! – запротестовала девушка. – Мне было весело, и граф оказался весьма любезен. – Тине показалось, что при последних словах брат посмотрел на нее как-то подозрительно.
– Вел ли он себя достойно по отношению к тебе? – вдруг резко повысив тон, потребовал отчета Кендрик. – Не пытался ли поцеловать или еще что-нибудь в таком духе?
– Конечно, нет! Он два раза поцеловал мне руку, но в этом ничего неприличного нет.
– Нет-то оно нет, – с сомнением в голосе протянул брат, – но держись от него подальше. Ты же знаешь, каковы все французы.
Тина улыбнулась.
– Пусть я пока и не знаю, каковы они, но тем интересней будет это узнать!
Кендрик буквально застонал:
– Вот что. Тина, предупреждаю тебя сразу: если только ты выкинешь что-нибудь этакое, то я тут же отправлю тебя прямиком в Эттинген!
– О, только не это, Кендрик! Да и как это еще у тебя получится? Впрочем, я дала тебе обещание вести себя смирно и намерена его выполнять. Но как все-таки жаль, что я не взяла подобного обещания с тебя, мой братец!
– Ха, – рассмеялся Кендрик, – должен же я в этих распроклятых казармах иметь хоть какие-нибудь оживляющие душу воспоминания!
– То же самое я могу сказать и о себе.
И оба близнеца, довольные друг другом, радостно улыбнулись.
Тут как раз появился и заказанный кофе.
Тина тотчас же обратилась к принесшей его Рене:
– Не окажете ли вы мне любезность зашнуровать мой корсет и застегнуть платье?
– С удовольствием, мамзель. Девушка сразу направилась к спальне, а двинувшуюся вслед сестру Кендрик остановил коротким тихим свистом. Она тут же остановилась.
– Ты должна дать ей на чай, – прошептал он.
Тина искренне удивилась, но быстро сообразила, что это следовало бы сделать уже давно.
– Конечно. По сколько же? Брат пожал плечами.
– Два-три франка, я думаю. Тина кивнула и скрылась в спальне. Рене умело и ловко помогла ей справиться со всеми трудностями, и девушка немедленно протянула ей три франка.
– Благодарю за помощь. Тина даже немного покраснела, отдавая эти несчастные деньги, ибо никогда в жизни ей не приходилось давать чаевых – обычно за нее это делали сопровождающие. Рене же невозмутимо приняла деньги и весело прощебетала:
– Мерси, боку, мамзель.
После ее ухода Тина высунула голову в гостиную и прошептала брату:
– Ты не должен забывать подсказывать мне вещи, которых я не знаю! Я же никогда не давала никому на чай.
– Так запомни: на чай надо давать за любую услугу, даже самую Мелкую. А если ты забудешь про это, то французы быстро тебе об этом напомнят.
– Так сколько же стоила тебе наша прошлая ночь?
– Я платил везде и со всеми на равных – и потратил таким образом куда больше, чем рассчитывал. Словом, к Уорту ты вряд ли попадешь.
– Тогда я с удовольствием стану посещать рестораны и балы. К тому же не забывай, у меня есть немного и своих денег, а кроме того драгоценности.
– По ты, должно быть, не в своем уме, если думаешь продавать их. Ведь если что-то исчезнет, то мама заметит это тотчас. Начнется расследование! И в конце концов придется признаться во всем, чем мы здесь занимались.
Тина вскрикнула от ужаса и скрылась за дверью.
Там она быстро надела капор, удивительно шедший к ее платью и, посмотрев на себя в зеркало, пришла к выводу, что в таком виде, да еще с подкрашенными губами и ресницами, в родном Виденштайне ее не узнал бы никто.
– Никто и не узнает, – весело пропела она своему отражению и в тот же миг услышала, как двери в гостиную хлопнули и голос Рене сообщил:
– К вам господин, мсье! Сердце Тины радостно подпрыгнуло, ибо она и до объяснений Рене поняла, кто это. Действительно, через несколько секунд раздался голос графа:
