Однако даже если маркиз и был дома, то наверняка принимал у себя своих именитых друзей… Скорее всего он и думать забыл о непрошеной гостье, которая, к тому же так сильно его рассердила.
«Почему у меня не хватило воли с самого начала отказаться слушать мистера Нийстеда?» – в отчаянии укоряла она себя.
Но вместе с тем Лила понимала, что тогда она вообще не встретилась бы с маркизом.
Пусть он сердится на нее, пусть даже ей придется покинуть его дом, так с ним и не увидевшись, она все равно будет благодарить судьбу за то, что узнала его. И никогда не забудет, как он поцеловал ее в щеку.
В тот миг Лила сама не понимала, почему ощутила его поцелуй с такой остротой, но теперь она знала, причиной тому была любовь.
Любовь, подобная солнцу и звездам, возвышенной красоте Гааги и портрета Вермера…
Любовь всеохватная, невыразимая никакими словами.
Это чувство заставляло ее с благоговением думать о маркизе, который казался ей человеком необычайным. А его недоверие стало для» нее изгнанием из рая: точно так же когда-то был изгнан архангел Люцифер. И подобно этому падшему ангелу, она попала прямо в ад.
«Я люблю его, люблю…» – повторяла она чуть ли не в тысячный раз. И каждый раз на глаза наворачивались слезы.
В эту минуту в дверь постучали.
Лила даже не успела ответить – дверь открылась и кто-то вошел.
Решив, что это кто-нибудь из прислуги, Лила отвернулась и стала вытирать глаза – как обычно, она не хотела, чтобы видели ее слезы.
Вошедший приблизился к кровати.
Лила повернула голову и тихо ахнула: это был маркиз!
– Сэр Уильям сказал, что теперь вас уже можно навещать, – сказал он. – Вот я к вам и пришел.
Лилу так потрясло его неожиданное появление, вызвавшее в ней чувство огромной радости, что она лишилась дара речи. Ее голубые глаза блестели – теперь уже не только от слез, но и от счастья видеть его.
Маркиз показался ей еще более великолепным, чем прежде.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом маркиз присел на край кровати.
– Мне очень жаль, что с вами случилось такое, – сказал он.
– Вы все еще сердитесь… на меня? – прошептала Лила.
Для нее этот вопрос имел такую весомость, что она даже не обратила внимания на его сочувствие. Ей жизненно необходимо было знать ответ.
Он взял ее за руку, и его прикосновение снова вызвало в ней трепет.
– Вы должны меня простить, – повинился он. – Мне очень стыдно за то, что я кричал на вас, и за свои слова.
– Я… все время жалею, – все так же тихо промолвила Лила, – что… стала слушать… мистера Нийстеда, но… тогда я не встретилась бы… с вами.
Маркиз инстинктивно сжал ее пальцы.
– Может быть, вы рады, что все-таки его послушали?
– Очень… очень рада!
Лила посмотрела ему в глаза и поняла – больше слова им не нужны. Между ними произошло нечто особенное, и всю комнату словно озарил свет.
– Вы не чувствуете боли? – Маркиз с видимым усилием прервал молчание.
При этом он смотрел на ссадину у нее на виске и окружавший ее темный синяк: сэр Уильям не рекомендовал перевязки, уверяя, что так заживление пойдет быстрее.
– Это… не очень… уродливо? – спросила Лила.
– Вы прекрасны, – ответил маркиз. – Вы так прекрасны, Лила! И мне невыносимо знать, что вам больно, что вы были ранены. Я не хочу, чтобы с вами случались неприятности или беды! Я не хочу, чтобы вам было страшно!
Наверное, он имеет в виду, что ей предстоит скрываться и скоро она должна будет покинуть его дом.
Она на секунду сжала его пальцы в ответ и отвела взгляд.
– Я… понимаю, – выдавила она из себя, – наше с няней присутствие… вам мешает. Как только мне разрешат вставать… мы… сразу же уедем.
– И куда вы уедете?
Маркиз увидел в ее глазах все тот же, прежний, страх.
Ей не было нужды говорить, что раньше или позже придется вернуться к отчиму.
Губы ее дрожали, но она старалась приободриться, чтобы голос звучал оптимистичнее.
– Я… что-нибудь найду. Я… не хочу быть… вам обузой!
