Она понятия не имела, что именитый гость может явиться так рано, и только-только закончила расставлять букеты.
В тот момент, когда Демелса чуть не попалась на глаза графу Треварнону, она как раз собиралась удалиться в потайные помещения, но вернулась за книжкой, которую забыла накануне в холле, когда выбегала навстречу Джерарду.
Все остальные вещи, которые могли потребоваться ей наверху, были уже перенесены, для чего Демелсе пришлось с десяток раз пробежать вверх и вниз по узенькой винтовой лестнице.
К счастью, помещений в доме было достаточно, и ей не понадобилось освобождать свою комнату под спальню гостям, так что убирать множество дорогих ей предметов, которые могли бы выдать присутствие в доме молодой девушки, не было нужды.
Джерард вернулся накануне поздно вечером, а в этот день уехал на рассвете. Прощаясь, он строжайшим образом наказал сестре и няне вести себя так, чтобы ни одна живая душа не прознала о существовании Демелсы.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь из джентльменов узнал, что у меня есть сестра. Как тогда я объясню то, что в Лондоне тебя никто не видел? – добавил он.
– Конечно, конечно, – закивала Нэтти. – И, по-моему, вы совершенно правы, сэр Джерард. Я никогда не хотела, чтобы Демелса знакомилась с этими ветрениками, вашими друзьями.
– Откуда ты знаешь, что они – ветреники? – не сдержал улыбки Джерард.
– Я достаточно наслышана о лондонской жизни, чтобы составить себе мнение, – отрезала Нэтти. Джерард, расхохотавшись, назвал няню ханжой. Нэтти ничуть не обиделась. Ее воспитанник и сам знал, что она не ханжа, скорее строгая блюстительница нравов. Сама она была такой скромницей, что имела полное право требовать скромного поведения от других, хотя и не надеясь на успех. Во всяком случае, никто не мог бы упрекнуть ее в лицемерии.
Перед расставанием Джерард серьезно сказал сестре:
– Слушайся меня, или я очень рассержусь. Я не допущу, чтобы ты встречала Треварнона или кого-либо из гостей.
– По-моему, если ты сам находишь своих друзей такими порочными, тебе не мешало бы подружиться с джентльменами получше, – ехидно заметила Демелса, у которой приятели Джерарда, прожигатели жизни, стремившиеся перещеголять друг друга нарядами, роскошью и любовными победами, заочно вызывали неприязнь.
Ей казалось, что, будь у брата более солидная компания, это удержало бы его от многих неосмотрительных поступков, имевших плачевные последствия для их общего благосостояния.
– Они все отличные товарищи и великолепные спортсмены, – возразил Джерард не слишком, впрочем, уверенно.
– Я только поддразниваю тебя, мой дорогой, – миролюбиво сказала Демелса, рассмеявшись над очевидной непоследовательностью ответа.
Она так обожала старшего брата, что была готова простить ему любую слабость, а Джерард знал: чтобы добиться прощения сестры, ее достаточно было рассмешить.
– Прошу тебя об одном, – продолжала Демелса уже серьезно. – Остерегайся много пить. Ты ведь помнишь, как мама ненавидела пьяниц.
– В этом отношении можешь быть спокойна. Кстати, никто из моих приятелей не увлекается крепкими напитками. А что касается Треварнона, то он вообще пьет очень мало. Он слишком увлекается борьбой. Кроме того, в настоящее время он чемпион по фехтованию.
Вполне естественно, что, получив столько разнообразных сведений о порочном и неотразимо обаятельном Треварноне, Демелса была крайне заинтригована.
Казалось, на свете не существовало качества, в котором его милость не превосходил бы всех, не говоря уже о том, что ему принадлежал лучший жеребец во всей Великобритании.
– А Крусадер лучше Моисея? – спросила Демелса у Эббота.
– Они пока что не состязались между собой, – ответил Эббот. – Но если бы они выступали в одном заезде, я поставил бы на Крусадера.
– А с кем он соревнуется в скачках на приз Голд Кап?
– Единственным достойным соперником на этих состязаниях ему будет Гульдибранд, – ответил Эббот.
– Этот жеребец принадлежит сэру Рэмсботтому, – заметила Демелса. – Очень надеюсь, что он не победит.
– Это хороший жеребец, и его поведет Бакл. Фрэнк Бакл был одним из лучших жокеев своей эпохи.
Демелса видела Бакла в других эскотских заездах, и он долгое время был ее кумиром. Однажды кто-то сказал о нем:
– У Бакла нет ничего большого – кроме носа и сердца.
Жокей был и правда миниатюрным. Он весил всего восемь с половиной стоунов …
Помимо своей знаменитой честности, он славился умением сделать рывок на последнем круге.
В Лондоне о Бакле сочиняли куплеты, рассказывали истории. Обычно у таких выдающихся людей бывает масса завистников. Просто удивительно, что ни один из забавных стишков или анекдотов о Бакле не был оскорбительным.
Теперь известный жокей постарел. Демелсе казалось, что она совершает по отношению к нему маленькое предательство, желая победы в скачках Крусадеру только потому, что жеребец нашел временный приют у них в конюшне.
