В конце концов я согласился, видишь ли, я думал, ты все еще за границей, в Индии. Мне два или три раза писали, что видели тебя там.
– Не понимаю, почему тебя вдруг заинтересовало мое местопребывание, – резко сказала она.
Питер наклонился к ней.
– Синтия, не злись, на тебя это не похоже.
– А чего еще ты от меня можешь ждать?
– Знаю, знаю, я заслуживаю самого горького упрека, – говорил Питер. – но ты должна меня выслушать.
– Ну хорошо, говори, – сказала она чуть мягче.
– Ты знаешь, я никогда не блистал красноречием, – начал Питер, – но, чтобы ты поняла, как много всего произошло после нашего прощального поцелуя на станции. Помнишь, Синтия? Поезд опаздывал, и мы пошли в зал ожидания и…
– Не надо, Питер… не надо! – вырвалось у нее.
– Какая меня охватила тоска! Поезд набирал ход, и я все смотрел на тебя, а ты махала и махала рукой, пока не скрылась из виду. Ты чуть не расплакалась, и у меня навернулись слезы на глаза. Первый раз в жизни мы расставались надолго! Ты была такая красивая, в зеленом костюме. Видишь, я помню до сих пор. И когда ты уже исчезла из глаз, я спрашивал себя: «За каким чертом понесло меня в Америку? Управлюсь как можно скорее с делами и тут же обратно, домой!»
Я думал тогда о том, как много мы значим друг для друга, думал о «Березах», о том, как мы их переделаем, когда станем здесь хозяевами. И еще о детях, которые у нас будут.
Синтия хотела его остановить, но не смогла произнести ни слова.
Питер сам замолчал, провел рукой по лбу. Хотя в комнате было совсем не жарко, его лоб покрылся испариной.
– И вот я приехал в Америку, и, знаешь, Синтия, мне трудно тебе передать – жизнь там совсем другая, разница огромная. Другой мир, другая обстановка, люди совершенно иные, все было странно, интересно, как в необычном приключении. Помнишь, у меня с собой было много рекомендательных писем? Американцы необычайно гостеприимны: для меня устраивали приемы, приглашали в гости. А женщины! Я думал, такие бывают только в кино или в иллюстрированных журналах… И они говорили мне лестные слова, носились со мной, и, к чему скрывать, – это вскружило мне голову! Я прежде жил замкнутой жизнью, не знал женщин и любил лишь тебя одну. С самого детства ты была частью моей жизни, мы выросли вместе и полюбили друг друга. И все это постепенно, естественно, без душевных встрясок, без смятения чувств. В Америке я впервые узнал женщин опытных, умеющих завлечь, очаровать. Я там с первых дней был все время в кого- то влюблен. А потом встретил Луизу…
– Питер, зачем ты мне все это рассказываешь? – прервала Синтия резко и жестко.
– Я хочу все тебе объяснить, а ты меня выслушай. Ничто не должно остаться недосказанным между нами. Ты должна меня понять!..
– Хорошо, продолжай.
Синтия, стиснув зубы, решила выслушать все до конца.
– Ты видела Луизу, – продолжал Питер, – но ты не видела ее в привычной для нее обстановке, и семь лет назад она была еще красивее, чем сейчас. Она царила в Нью-Йорке, светская львица, самая шикарная! И вот эта сказочная королева полюбила меня! Я уговаривал себя, что сделал правильный выбор, но знал, я лгу себе, а вчера осознал правду. Я потерял тебя и все, что есть в жизни дорогого.
Он произнес эти слова тихо и хрипло, наклонился вперед и положил руки на сплетенные пальцы Синтии. Она испуганно вздрогнула от этого прикосновения и замерла в неподвижности.
– Я вчера весь вечер притворялся. Наверное, это смешно, когда мужчина теряет голову, но именно это произошло со мной. Я совершенно потерял рассудок, никак не мог опомниться от счастья, когда эта блистательная женщина сказала, что хочет выйти за меня замуж.
Мы поженились. Я окунулся в сверкающий, поразительный, безумный круговорот. Я попал в омут, и должно было пройти время, прежде чем я высвободился и стал способен нормально и здраво судить о том, что произошло:
– И что же тогда? – не удержалась Синтия.
– И тогда я понял, что потерял тебя. Питер смотрел перед собой ничего не видящим взглядом.
– Меня, незаметного английского парня, простодушного, немного наивного… Как ни странно, именно эти черты и привлекли ее во мне.
– Почему ты изображаешь себя в таком уничижительном свете? – резко спросила Синтия.
– Но именно таким я и был! – возразил Питер. – Что мог я предложить такой роскошной женщине, которая имела все на свете?
Синтия промолчала, и Питер снова заговорил. В голосе его слышалась странная грусть.
– Ты была так далеко, Синтия, а Луиза – рядом, живая, настоящая, и я был ей нужен.
– И мне ты был нужен, – прошептала Синтия, но он не расслышал ее.
– Я вчера весь вечер притворялся, – сказал Питер. – Я испытал страх, испугался за себя, когда тебя увидел. Ничего не оставалось, как притвориться, будто мне все разно, будто я встретил старую знакомую, но в душе я понимал – надо смотреть правде в глаза, жестокой правде.
– И в чем же она заключается? – поинтересовалась Синтия.
– Что я люблю тебя. Любил и буду любить всегда.
