– Во-первых, никаких доказательств принадлежности Шувалова к так называемой братской преступной группировке нет. Это только слова.
– Это оперативные данные, – прокурор встал и протянул судье листок бумаги.
– Секундочку! – остановил я его и обратился к судье. – Этот листок, который подготовили оперативники, не является процессуальным документом, поэтому он не должен быть рассмотрен в суде.
– Подождите! – снова заговорил прокурор. – Я же еще сказал, что Шувалова опознали двое свидетелей, находившихся на месте преступления.
– Вот об этом я тоже хотел поговорить, – снова вступил в разговор я. – Ваша честь, на основании адвокатского запроса, который я сделал, получена информация, что один из свидетелей, Зябликов, находится в Можайской колонии. Он был помещен туда, – я назвал дату, – то есть в момент совершения преступления он находился там.
Судья удивленно взглянул на прокурора. Тот сразу засуетился:
– Извините… Можно вашу справочку об этом?
– Да, конечно. – Я протянул справку. Но судья первым взял листок, внимательно прочел, а уже потом передал прокурору. – Это копия, – уточнил я. – Оригинал находится в деле.
– А как вы получили такие документы? – уточнил судья.
– Я сделал адвокатский запрос в колонию. И, как видите, получил этот документ на основании закона об адвокатуре.
– Здесь какое-то недоразумение, – проговорил прокурор.
– Может быть, – кивнул я, – но все недоразумения и неточности в пользу подозреваемого, не так ли?
Прокурор молчал.
– Что касается второго свидетеля, который опознал моего подзащитного, – продолжил я, – то он тяжело болен. Вот справка из психиатрического диспансера, в котором он состоит на учете. Вот перечень его болезней. Надо сказать, что несмотря на то, что прошло немало времени после того, как он покинул Афганистан, где был контужен, болезнь его не проходит. Вот заключение о его последнем посещении врача. А вот выписка из истории болезни. На основании ее можно сделать выводы, что у этого свидетеля порой происходят определенные затмения и он не способен отдавать себе отчет в своих действиях.
– Да, но он не лишен дееспособности, – перебил меня прокурор.
Судья остановил его:
– Мы дадим вам слово. А сейчас пусть говорит адвокат.
– Таким образом, – снова заговорил я, – получается, что показания свидетелей, которых представило обвинение, не имеют юридической силы. Поэтому на основании того, что моего клиента не опознали как находившегося на месте преступления, прошу избрать для него меру пресечения, не связанную с арестом.
Прокурор попытался что-то сказать, но судья вышел из зала суда на совещание. Через некоторое время он вернулся и сказал, что мерой пресечения в отношении Шувалова решено избрать подписку о невыезде и освободить его в зале суда.
Игорь радостно улыбался. Однако конвоиры не спешили снимать с него наручники.
– Освобождайте его! – сказал им я.
– Нет, мы отвезем его в следственный изолятор, – произнес конвоир, – сдадим его, он распишется, и пусть там его освобождают!
Я попытался настоять на своем, но понял, что это бесполезно.
Вскоре Шувалова выпустили на свободу. Тут же к изолятору подъехал Слава. Игорь сел к нему в машину. Я видел, как за ними рванула машина оперативников.
Больше об Игоре Шувалове я ничего не слышал. Дело было отправлено на доследование. Нас никто не вызывал – ни меня, ни его. Что с ним стало дальше – мне неизвестно. Единственное, когда в прессе мелькали фамилии членов братской группировки, которые «засвечивались» в том или ином убийстве в Москве, фамилии Шувалова там не было. Жив ли он, нет – не ведаю…
Позже я узнал, что это дело передали в Генпрокуратуру РФ, она закончила расследование уголовного дела о покушении на депутата Госдумы Башира Кадзоева и убийстве его охранника.
Выйти на участников покушения удалось только в 2004 году, когда сотрудники петербургского угрозыска задержали некоего Дениса Долгушина, организовавшего обстрел из автоматов джипа Олега Маковоза. Арестованный Долгушин, решивший сотрудничать со следствием, рассказал, что предприниматель Маковоз был лидером братской группировки киллеров, которая совершила не меньше десяти заказных убийств, покушений и похищений в Петербурге, Москве, Альметьевске и Братске. Долгушин решил убрать своего шефа, когда узнал, что тот заказал его самого. Среди преступлений, раскрытых благодаря показаниям киллера, оказалось не только покушение на депутата Кадзоева (его мотив так и не был установлен).
Городской суд Петербурга признал Дениса Долгушина виновным в покушении на Олега Маковоза и назначил ему условное наказание. После этого Генпрокуратура, опираясь на показания Долгушина, стала направлять в суд одно за другим уголовные дела против Олега Маковоза. В итоге суд Петербурга приговорил Маковоза к десяти годам лишения свободы за похищение учредителя Корниловского фарфорового завода Гейдара Иманова, а Долгушину вновь назначил условное наказание. Я был рад, что моего подзащитного Шувалова удалось вывести из этого уголовного дела.
В этом году в Мосгорсуде был oглашен приговор по делу девяти участников курганской группировки, которую сотрудники МУРа называли машиной для убийств. Им инкриминировались восемь убийств, хотя первоначально следствие располагала информацией о 40 (!), несколько покушений, а также разбои и вымогательства. Суд дал курганцам от 7 до 24 лет лагерей. Самое интересное, что прокурор просил меньше. Процесс по делу этих боевиков продолжался в Мосгорсуде около года. На первых заседаниях были приняты строжайшие меры безопасности.
Достаточно сказать, что у каждого окна в зале судебных заседаний дежурило по автоматчику гуиновского спецназа, а публику на процесс пускали лишь после тщательной проверки. Тогда сотрудники оперативных служб, ссылаясь на информацию из источников в криминальной среде, утверждали, что участники других группировок за убийства своих авторитетов уже вынесли приговор «курганским» и решение суда на него никак не повлияет. Однако ничего чрезвычайного так и не произошло, и спецназ из зала суда убрали. Зато почему-то категорически запретили журналистам съемки в зале. Суд проходил довольно спокойно, если не считать некоторых эмоциональных выступлений потерпевших.
Обвиняемые, включая Андрея Колегова, которого следствие считало мозговым центром группировки, признавали свою вину частично и ни в чем не раскаивались. Даже в своем последнем слове никто из подсудимых не стал просить прощения у потерпевших. Вместо этого боевики говорили об ошибках следствия и пытались свалить вину на погибших в ходе многолетних разборок членов преступной группы.
Суд признал «курганских» виновными и приговорил их к довольно значительным срокам заключения. Уже в ходе оглашения приговора председательствующая отметила, что лидер ОПГ – Олег Нелюбин (убит в период следствия в СИЗО в 1997 г.) не дожил до суда и Павел Зелянин умер в СИЗО в один день с убитым Нелюбиным.
Подсудимый Андрей Колегов, как лидер ОПГ, признан виновным в организации большинства преступлений, совершенных его сообщниками, даже в тех случаях, когда он находился за границей. Колегов получил больше всех – 24 года заключения (судья дала ему на 4 года больше, чем просил прокурор). Подсудимые Нестеров, Шугуров и Малашевский, исполнители самого громкого из вменяемых банде преступлений (убийства коптевского авторитета Василия Наумова возле здания ГУВД Москвы в 1997 году), получили соответственно 20, 15 и 17 лет заключения. Остальным дали от 7 до 17 лет.
Юрий Полковников, единственный из подсудимых, который находился под подпиской о невыезде, на последнее заседание не пришел. Судья, назначив Юрию семилетний срок объявила его в федеральный розыск. Другой боевик, активно сотрудничавший со следствием В. Кобецкой (тщательно охраняемый), получил все же 7 лет лишения свободы.
Между тем после окончания процесса над курганцами судья, которая вынесла им приговор, спешно уволилась с работы, так же без видимых причин уволилась и секретарь судебного заседания. По неподтвержденным данным обе поменяли место жительства.
После приговора курганцев еще почти год держали в пересыльной тюрьме, т. к. их адвокаты
