сериал «Клан Сопрано». — Присси повела плечами. — Надо посмотреть что-нибудь веселое. Даже легкомысленное. Я сбегаю в монастырь и возьму…
— И что ты там возьмешь? «Лесси»? Или «Оставь это Бобру»? — съехидничала Шарлотта.
— Вообще-то я подумала о моих любимых сериях «Секса в большом городе». Я сама купила диск сестрам… Достаточно нескольких эпизодов, чтобы целомудренные сестры визжали от восторга.
Шарлотта забрала со стола коробки из-под пиццы.
— Я тебя провожу. Заодно выброшу коробки в контейнер. И Бейб права — какое-то время нам надо держаться поближе друг к другу.
Шарлотта постояла, глядя вслед машине Присси, повернула к дому и тут же столкнулась с каким-то человеком.
— Грифф, Господи, ты меняло смерти напугал.
— Что это с твоими волосами? Решила переквалифицироваться в гадалки?
— Чего ты хочешь?
— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Шарлотта взмахнула руками, и широкие рукава ее махрового халата упали вниз, как крылья бабочки.
— Видишь? Я в порядке. Так что звоните.
Грифф сунул руки в карманы джинсов, свет от фонаря падал на его волосы. Сейчас он был особенно красив. — А ты возьмешь трубку?
— Нет. — Шарлотта сделала глубокий вздох, пытаясь набраться сил, чтобы противостоять обаянию Гриффа. — Я иду в дом.
— Подожди. — Он схватил ее за руку и повернул к себе, напомнив о том, что они почти обрели… почти обрели друг друга.
— Документы составлял не я, а Камилла. Это она вела дела с юристами. Я уволил Холла и его дружков.
— А уволить Камиллу ты не мог?
— Матери упрямы. Она делала это для меня, Шарлотта. Так же как Эр-Эл держал тебя в неведении все эти годы, пытаясь уберечь от возможной беды. Нам часто не нравится то, что делают наши родители, но, наверное, надо самим стать родителями, чтобы их понять. Ради своих детей родители пойдут на все. Я имею в виду хороших родителей. Это не оправдание, это всего лишь объяснение.
Грифф провел рукой по волосам. Выглядел он подавленным.
— Я должен был заподозрить, что она попытается подложить тебе свинью. — Грифф вздохнул и погладил Шарлотту по щеке, и все внутри у нее растаяло, превратившись в текучий мед. — Я не хочу, чтобы между нами все было кончено, Шарлотта. Я хочу, чтобы у нас все только начиналось.
Она поцеловала его, потому что испьпывала в этом потребность — еще один только раз, и все.
— Пока у нас есть «Магнолия-Хаус», мы не можем быть парой, Грифф. Что-то обязательно встанет между нами. Будь то проблема по имени Камилла, или твое желание устроить мартини-бар против моего желания обустроить апартаменты-люкс для молодоженов, или мое желание выкрасить холл в красно- коричневый цвет против твоего желания видеть холл светло-зеленым. Это твой отель. Вы с Отисом спасли его и сделали тем, чем он сейчас является, вложив душу в каждый кирпичик, в каждую ступеньку, в каждую досточку. И именно так ты всегда будешь смотреть на этот отель. А я вижу в «Магнолия-Хаус» то единственное, что осталось у меня от родителей, и я тоже хочу иметь право голоса в том, что касается этого отеля. Мы можем заниматься бизнесом, мы можем заниматься любовью, но мы должны выбрать только что-то одно. И мне кажется, мы оба это знаем.
Теперь уже Грифф поцеловал ее. Губы его медлили, словно он тоже понимал, что это конец.
— Я не знаю, что делать, Шарлотта. Не знаю, что сказать.
— Прощай, Грифф. — Шарлотта повернулась и понуро пошла назад, в серый дом на Хабершем-стрит, и чувствовала она сейчас себя самим одиноким существом на планете.
Присси поднялась на заднее крыльцо монастыря, освещенное единственным фонарем. Она толкнула дверь, ту самую дверь, которую здесь всегда держали открытой на случай, если кому-то понадобится помощь. Скольких сбежавших подростков приютили у себя сестры за все эти годы? Сколько детей жили здесь сейчас? Десять? Двенадцать? Присси произнесла короткую молитву о том, чтобы работа в морге продолжилась, несмотря ни на какие трудности. Ведь столько ртов надо было накормить! Присси прошла по коридору с начищенными до блеска полами. Сколько она себя помнила, полы здесь всегда сверкали чистотой. Открыв дверь в свою комнату, она включила свет и взвизгнула, подпрыгнув на добрых пару футов.
— Сэм! — Она прислонилась к комоду. Сердце ее бешено колотилось. — Почему ты здесь? Это же женский монастырь! Тебе тут не место! И как ты сюда пробрался? И что случилось с твоими волосами? Ты лысый, как… О Господи!
— Я вначале тоже так отреагировал, но потом решил, что это даже лучше. Сэкономлю на шампуне и стрижках. Знаешь, пока я шел сюда, две девушки свистнули мне вслед. Я знаю, что склонность к облысению передается по наследству, но почему вдруг это случилось со мной, ума не приложу. — Сэм провел ладонью по голове. — А насчет того, что я пробрался в монастырь, так я не пробрался, а просто вошел. Задняя дверь всегда открыта. Все об этом знают. Не слишком безопасно, надо сказать.
— Но необходимо. Это дом Бога. Куда еще идти людям, которым некуда идти? — Присси ужаснулась тому, что она сделала с его волосами, но тут же поборола чувство вины, припомнив, как этот негодяй порвал с ней за коктейлем с креветками и весенними роллами. — Так почему ты здесь? На убежавшего из дома подростка ты не тянешь.
Сэм сел на ее кровать, оперся локтями о колени. Выглядел он спокойным и отдохнувшим. Никакого напряжения. Что это с ним? Сэм всегда был немного взвинченным. Даже когда они занимались любовью, он был как заряженная батарейка.
— Поверь, я похож на беглеца больше, чем ты думаешь.
— Сэм, ты президент банка. Президенты банков не похожи на беглецов. Пойди домой и посчитай деньги. Тебе сразу станет лучше. — Присси достала из шкафа одежду, которую собиралась взять с собой к Шарлотте, и швырнула на кровать, — Нет, лучше пойди к Аманде Сойер и посчитай ее деньги. — Скрипнув зубами, она бросила на кровать еще кое-что из одежды. — Вот это точно сделает тебя счастливым, а еще осчастливит твоего папочку и, вероятно, твою мамочку, и тетушек, и дядюшек, и кузенов, и…
Он заключил Присси в объятия, обрывая ее тираду.
— Ты, Присси Сент-Джеймс, делаешь меня счастливым.
— Эй, парень, у меня строгие правила. Я не отбиваю парней у других женщин, это ты должен знать. И хочу, чтобы ты исчез из моей жизни — я решила, что слишком хороша для таких, как Сэм Пейт. — Присси отступила на шаг, распрямила спину и указала ему на дверь:
— Уходи и не заставляй меня сделать так, чтобы дверь хлопнула тебя по заду. То есть убирайся поскорее.
— Я ухожу. Но ухожу из банка, а не от тебя. Я знаю, что обидел тебя, и мне стыдно за свой поступок, но я решил снова завоевать твое сердце, чего бы мне это ни стоило и сколько бы времени на это ни потребовалось. Месяцы, годы, десятилетия. Ты от меня так просто не избавишься.
Присси погрозила ему пальцем.
— Ты страдаешь синдромом спасателя, ошибочно полагая, что раз ты меня спас, значит, имеешь на меня права, потому что без тебя я не справлюсь и все такое, — выбирай, что тебе больше нравится. Но дело в том, что, во-первых, не ты меня спас, а кушетка, а во-вторых… ну, я не могу придумать, что там во-вторых, так что просто уходи.
— На самом-то деле ты этого не хочешь. — Он ей улыбался. — Я знаю.
— Нет, хочу. Взгляни на меня. — Присси нахмурилась:
— Видишь, как я злюсь? Уходи.
— Я хочу, чтобы ты была со мной вечно, и ты тоже хочешь того же. И я это знаю, также как знал, где ты была сегодня, как знал и то, что с Шарлоттой было все в порядке в ту ночь во время грозы. Я просто знаю. Всю свою жизнь я старался не замечать этих ощущений, пытался притворяться, словно их нет, потому что в мире банкиров им не место. При общении с такими, как мы, нормальные люди испытывают неприятные ощущения — страх, тревогу, неловкость. Не буду тебя убеждать, что если кому тревога и страх категорически противопоказаны, так это банкирам и людям из их окружения. Банкиры стремятся к стабильности, к тому, что они могут видеть своими глазами, к тому, что они могут объяснить. И я почти научился притворяться нормальным и прислушиваться только к голосу рассудка. И вдруг ты входишь в мою жизнь, и теперь я уже не могу опираться в жизни на один лишь голый расчет. Мы с тобой две половинки целого. Мужчина и женщина, созданные друг для друга. И мы знаем это, оба знаем. Больше я не стану отказываться от себя настоящего. А ты знаешь, что я не бросаюсь словами.
— И что ты собираешься делать? Продавать карандаши на углу? Ты же банкир, черт возьми!
— Я займусь инвестиционным бизнесом. Там важна интуиция. Я не могу сказать, что такие-то акции поднимутся завтра ровно на тридцать процентов, но кое-что я могу видеть. Много лет мой дар работал лишь на меня. Теперь я заставлю его работать на других. Неплохой выход, Присси. Голодать я не буду.
— Твоего отца удар хватит. Ты помнишь его реакцию, когда твоя сестра заявила, что выбрала в жизни свой путь и будет заниматься тем, что ей нравится? Ты сможешь с этим жить? То, как отнесется к этому твоя семья, очень важно, Сэм.
— Но я часть этой семьи. Мои родители вынуждены будут принять мое решение. Они живут той жизнью, которую считают правильной, а я живу своей жизнью и хочу, чтобы в моей жизни была ты. Я люблю тебя, Присси Сент-Джеймс, сейчас и вовеки веков, и ты тоже меня любишь. Я хочу, чтобы мы поженились, и, вернувшись из Атланты, я подарю тебе кольцо. Я вылетаю сегодня ночью, чтобы сообщить обо всем родителям, но завтра же прилечу назад. Тогда ты должна будешь дать мне ответ.
Присси смотрела на него во все глаза, и сердце ее бешено колотилось. Голова кружилась.
— Да.
— Да?
— О Господи! Да, я выйду за тебя, Сэм Пейт. — Присси закинула руки ему на плечи, смеясь и плача одновременно. — Я не представляю себе жизни без тебя. — Она посмотрела ему в глаза. — Я люблю тебя всем сердцем, и у нас будет замечательная жизнь, я это знаю. Сестры порадуются за меня, и Минерва тоже. Но мне очень, очень стыдно из-за твоих волос.
— Почему это тебе стыдно?
— Я расскажу тебе, когда ты привезешь кольцо из Атланты.
