Для мудрого старика ясно все как дважды два.
Ежели, например, правительство угнетает рабочий класс и заставляет голодать миллионы трудящихся людей, — значит, правительство «цивилизованное».
Ежели правительство, наоборот, само является рабочим классом, никого не угнетает и прилагает все усилия к тому, чтобы трудящимся всего мира жилось как можно лучше, — значит, ясно: правительство «нецивилизованное», дикое, варварское.
После этого ничего нет удивительного в том, что твердокаменный старик в один прекрасный день сердито прошамкал:
— Надеюсь, что я доживу до того дня, когда в России будет «цивилизованное» правительство!
Старая лисица Черчилль! У него определенно ставка на бессмертие, не иначе.
Что ж, пускай: в наш век радио, внутриатомной энергии, междупланетных ракет и прочего не грех помечтать и о бессмертии.
Мечтайте, симпатичный старик, мечтайте! Не возражаем! Мало того: от всей души желаем вам бессмертия! Живите, дедушка! Дожидайтесь «цивилизованного» правительства в России! Пес с вами!
Не надо быть пророком, чтобы предсказать зловещую, хлопотливую, лишенную тихих семейных радостей и веселых развлечений жизнь бессмертного старика в течение ближайших двухсот — трехсот лет.
— Ну что, как? — спросит твердокаменный старик в конце XX века. — Ну что, как? В России уже «цивилизованное» правительство?
— Увы, — ответят бессмертному Черчиллю внуки. — Увы, дедушка! В России, представьте себе, до сих пор правительство «нецивилизованное». Мало того: «нецивилизованное» правительство образовалось в Германии, Франции и Италии, не говоря уже о Китае, где «нецивилизованное» правительство как раз сегодня празднует свою тридцатую годовщину…
— Ах, так?! — воскликнет твердокаменный дедушка, скрипнув бессмертными зубами. — Оч-чень хорошо. Но я все-таки надеюсь, что доживу до того дня, когда во всех упомянутых странах будет «цивилизованное» правительство. Ведите меня омоложаться, внучки!
Приблизительно в середине XXI века, после восьмого омоложения, бессмертный Черчилль спросит:
— Ну, как обстоят дела насчет «цивилизованного» правительства в России?
— Плохо обстоят дела, милый предок, — ответят правнуки. — Плохо. Кроме перечисленных «нецивилизованных» правительств, образовалось еще одно «нецивилизованное» правительство… в Америке.
— Ладно, — ответит терпеливый Черчилль. — Я подожду, мне не к спеху! Ведите меня омолаживаться.
Через десять лет:
— Ну как?
— Слабо! Нигде на всем земном шаре нету больше «цивилизованного» правительства. Все правительства «нецивилизованные».
— Позвольте! Что вы мелете! У нас, в Англии, разве не «цивилизованное» правительство?
— Эх, дедушка! С луны вы, что ли, свалились? Слава тебе, господи, уже лет шестьдесят в Англии тоже «нецивилизованное» правительство.
— А Чемберлен? А Болдуин? А его величе…
— Фью-фью! Где они, ваши Чемберлен и Болдуин! Эк куда хватили!
— П… поз… звольте… А вы кто же такие?
— Мы, твердокаменный старик, с вашего позволения, лондонские комсомольцы.
— Ви-но-ват! Каким же образом в таком случае я до сих пор нахожусь на свободе?
— А это, видите ли, дорогой предок, Всемирная ассоциация советских фельетонистов и карикатуристов взяла вас на поруки на все время вашего уважаемого бессмертия в благодарность за доставленные вами за последние полтораста лет сюжеты для веселых фельетонов и темы для карикатур.
Тут твердокаменный старик плотно сжал губы и решительно сказал:
— Хорошо. Я еще подожду. Ведите меня омолаживаться!
— С нашим удовольствием! Живите, наш уважаемый доисторический предок. Нам не жалко. А чтоб вам было удобнее дожидаться «цивилизованного» правительства, мы предоставим в полное ваше распоряжение лучший стеклянный колпак британского советского музея мировой революции. Сидите. Ждите. Живите. Пес с вами!
1926
Командные высоты*
Дверь с грохотом отворилась, и в редакцию грузно вошел молодой человек, наружность которого с достаточной яркостью подчеркивала его профессию и общественное положение: кепка, сдвинутая на затылок, чуб, начесанный на левый глаз, дыра вместо передних четырех зубов, рубашка «апаш» и брюки клеш.
Симпатичный молодой человек приветливо плюнул в чернильницу, изящным ударом ноги опрокинул редакционную корзину и, наскоро написав на стене мелом «дурак», вывинтил электрическую лампочку. Проделав все эти бесхитростные операции, молодой симпатяга интимно стукнул меня по спине и сказал:
— Здорово, шпана! Канаете небось?
— 3 — здрав — вствуйте, — проговорил я. — Канаем… Хи-хи!
— То-то! И я, знатца, к вам по делу. Хулиган я.
— Да что вы говорите! — фальшиво воскликнул я. — Вот бы ни за что не сказал этого! Такой симпатичный, элегантный юноша — и вдруг хулиган! Садитесь.
— Спасибо. Уже отсидел. У меня к вам дельце. Вы тут, говорят, канаете специальный хулиганский номер?
— Канаем.
— Тады, знатца, есть такое дело. Как я есть стопроцентный хулиган-одиночка с большим судебно- исправительным стажем, то требую, чтоб меня, знатца, поместили на первую страницу!
— Видите ли, товарищ… — пробормотал я.
— Амба! — закричал грозным голосом хулиган. — Ты мне, Яшка, помидоры не крути. Одно из двух: помещаешь меня на первой странице или не помещаешь?
— Во-первых, я не Яшка, а во-вторых, я не знаю, заслуживаете ли вы, милый молодой человек, быть помещенным на первой странице хулиганского номера.
— Это я-то? Не заслуживаю? Хо-хо! Да за мной такие дела числятся, что ты пальчики себе оближешь. Надевай очки и записывай. Во-первых, знатца, иду это я на прошлой неделе и вдруг вижу на доме окно. Ну, я, конечно, взял палку и дзынь! Три стекла как одна копейка! Во! Подойдет?
— Не подойдет, — вздохнул я.
— Почему такое? — нахмурился хулиган.
— А потому, что нам для первой страницы три стекла маловато. Нам вот из Рима сообщают, что фашисты на днях в помещении местной коммунистической газеты все до одного стекла переколотили. Штук полтораста стекол. А вы говорите — три. Не пойдет.
— Полтора-а-ста! — с оттенком легкой зависти прошептал хулиган. — Тады, конечно… Фашисты перекрыли, сволочи. Тады записывай дальше. Иду это я, знатца, третьева дни и вдруг вижу кинематограф. Тут я, знатца, лег поперек дверей и не пропускаю народ — за ноги барышень хватаю. Патех-х-ха! Минут, чтоб не соврать, десять пролежал — никого не пускал. Конечно, потом ночевал в районе. Гы-гы!
