начинаю соображать, что происходит, так совершенно перестаю понимать, что делается…
– Как же? А рулетка? А банк?
– Вот-вот. Для тебя деньги – не средство купить что-то, как для нормальных людей, для тебя это… Кстати – что?
Деньги… С чем у меня ассоциируется слово «деньги»?.. Закрываю на мгновение глаза – и вижу двадцаточку, двадцать копеек, солидный такой кружочек… На него можно было купить «язычок», кофе и коржик… Столько я получал от мамы на завтрак, когда учился в школе… Что еще? Еще можно – пломбир и на копейку хлобыстнуть махом стакан газировки, чтоб в носу защипало… И это – все! Больше у меня нет никаких ассоциаций… Абсолютно!
Нет, я прекрасно понимаю, что теперь нет никаких копеек, что сотня – это где-то десять баксов, что на стодолларовой бумажке изображен президент Франклин, а на полтиннике – Грант… Никаких иных воспоминаний или тем более сильных чувств при слове «деньги» я не испытываю! Или – девчонка права, и последние годы я прожил при коммунизме, или… Или я вспоминаю только то, что хочу вспоминать?
Вернее – что должен?.. Тогда – что не должен?.. И – почему? Почему я чего-то не должен вспомнить?
– Деньги – это деньги, – изрекаю глубокомысленно.
– Грамотное утверждение. А война – это… война. Так?
– Не вполне. В России деньги и раньше стоили немного, а теперь…
– Как же.
– А вот так. Если нет власти, деньги – труха.
– И в Америке?
– Так не в Америке живем…
– А все-таки?..
– Штаты – страна «длинного поводка». Там каждый чувствует себя «свободным» как раз до той поры, пока на длину этого поводка не отойдет…
– И что это за поводок? Законы?
– Кредиты. Живешь, учишься, вырастаешь. Как только получаешь постоянную работу – вот тебе и все на блюдечке с голубой каемочкой: дом, машина, обстановка… За все – отрабатывать лет двадцать пять. А потому – никому от тебя никакой головной боли: куда денешься с подводной лодки?..
– Да?.. А чего здесь плохого? И по фильмам они – жизнерадостные…
– Думаю, разные они…
– Но при больших-то деньгах человек там свободен?
– При больших – вполне. Если у закона к нему нет претензий.
– Значит – как у нас.
– Вот уж вряд ли… У нас претензии не от закона, а от властей. Не путай луну и яичницу…
– Ну да… Как там в «Свадьбе в Малиновке»? Опять власть меняется… А она у нас текучая какая-то… Меняется уже почти десять лет, и так и не поймешь – то ли есть сама эта власть, то ли нет…
– Американцы уже двести лет живут экономическим сообществом. Мы – политическим. С выраженной царской властью, милостью и волей. А потому подвязать нас властью чисто экономической просто невозможно.
– С властью, с милостью, волей, – грустно, будто во сне, повторяет девушка. – Или – неволей. Да и – как люди говорят… До Бога – высоко, до царя – далеко… И – жалует царь, да не жалует псарь…
– Милая барышня… Это я к тому, что…
– Дор, ты всегда такой умный?
– Не знаю…
– И тебе не тошно?.. Пожимаю плечами:
– Не… помню.
– Хорошо тебе… Может, так и стоит жить – без прошлого… Только настоящим и надеждой на будущее… – Девушка быстро взглянула на меня, осеклась:
– Прости… Я – дура, не обижайся… Выпить хочешь?
– Да не особенно…
– Не пьянства ради, а чтобы не отвыкнуть.
– А-а-а… Тогда – пожалуй.
– Поскольку «обуть всю страну» нам уже не удастся – «обули» без нас, давай – «изменим жизнь к лучшему». Хотя бы на сегодня. А?
– Попробуем…
– Загляни в бар. Не дай себе засохнуть, и мне тоже… Коктейль сотворить сумеешь?
– Тебе какой?
– Анекдот помнишь? «Мужик, водка теплая или холодная?» – «Приятна-а-я-я…» По вкусу.
– Сделаем.
– Ага. Я – скоро.
Девчонка удалилась.
Подхожу к бару, открываю, плескаю себе «Джонни Уокер» на самое донышко – чтобы руки занять… Подбор напитков – исключительный: «Шартрез», безусловно настоящий, кальвадос – именно кальвадос, а не яблочный крепкий напиток под одноименным названием – десятилетней выдержки… Понятно, это не шедевр: если память мне не изменяет, лучшим напитком этого ранга признан кальвадос урожая 1929 года… Ну да это – совсем роскошно, как и портвейн пятидесятилетней выдержки. Знатоки полагают, что только такой «порт» и следует считать собственно «портом», все остальное… Чем же удивить девушку?.. Что-что, а коктейли я смешивать уж точно не умею… Хотя…
«…Коктейль «Флаг» был очень популярен в императорской армии до Первой мировой; а особенно – на флоте… Изготовлялся он просто: пригодны три любых, но непременно марочных, достаточно благородных напитка, ибо только они обладают строго определенной полностью… Дно заполняем чем-то алого или пурпурного цвета…»
«Бордо? Или тот же „порт“?»
«Если есть, то да. Поскольку алкогольного напитка синего либо голубого цветов в природе не существует…»
«Да? А денатурат? А жидкость для мытья окон?»
«Молодой человек, алкоголем не глушить организм нужно, а получать удовольствие от процесса».
«Учтем на будущее».
«Итак, берем „Шартрез“. Дор, ты пробовал натуральный „Шартрез“?
«Угу. В основном – стаканами».
«Вот она, современная молодежь… Милостивый государь, пойло, выпускаемое нашими ликероводочными предприятиями под сим благородным названием, так же мало похоже на натуральный „Шартрез“, как кенгуру на жирафа. Или наоборот. Есть еще один напиток, весьма популярный среди доморощенных любителей спиртного: ликер „Бенедиктин“. Проглотить не морщась сей продукт советского производства может только завзятый алкан…»
«Значит – я он и есть. С месяц назад мы его и употребили на троих. Из горла. В лифте».
«Спишем это на вашу молодость и студенческую дерзость. А все-таки любопытно, как вам это удалось: жидкость достаточно противная и вязкая…»
«Голь на выдумки хитра. Эту дрянь действительно трудно было пропихнуть, но мы выкрутились. Тот, кому был черед пить, приставлял бутылку ко рту, „на изготовку“, а один из нас нажимал кнопку лифта – на верхний этаж! Влетал – птичкой, в пять глотков…»
«М-да-а-а… Культура пития утеряна. Впрочем, как и культура вообще… Ну да я продолжу. Поскольку у нас под рукой только отечественная версия „Шартреза“, а он скорее напоминает освежитель воздуха „Хвойный“, чем одноименный благородный ликер, и тем не менее… Отмечайте принцип…»
«Ага».
«Коктейли такого типа, молодой человек, принято наливать не смешивая напитки, а наоборот… По стеночке, аккуратно, слоями… Видите?»
«Красиво».
