– Марина, это жизнь, а не литература…
– То-то и оно…
– Но жениться – уже хочет. И даже – мама его хочет.
– Короче: я ему подхожу, как положительная образованная девица из интеллигентной еврейской семьи.
– Марина, не ершись. Это все – подходит его маме. А он – без ума от твоих ног, бедер… ну и… других частей тела.
– Спасибо, что не сказал «души». Где это он все рассмотрел?
– А абонемент в зал и бассейн помнишь?
– Ну. Я туда и сходила-то пару раз…
– Чего так?
– Надеть было нечего.
– Забавно…
– Но не смешно! Корсар, видеть вокруг девиц восемнадцати лет в купальниках по штуке баксов…
– Да ладно тебе… У них – работа такая. А купальники – отхватили где-то на распродажах за четыреста…
– Это я на распродаже – за двести. Но не могу же я ходить постоянно в одном купальнике?
– Нельбауму – одного хватило. А твои глаза? А волосы? А… очарование?
– Ладно, убедил. Что же он не подошел знакомиться, раз был так очарован?
– Комплексы. Животик, лысинка…
– Ему проще купить шиксу за двести баксов…
– Правильно мыслишь. Но теперь он настроен серьезно. Ему – о потомстве думать надо.
– А мне – о чем?
– Об Алексее Нельбауме.
– Балабол ты, Корсар! Но… на душе легче. Хоть он никогда и не объявится.
– Позвонит. Как только смелости наберется.
– Тогда – жди еще сорок лет и три года.
– Мара, я его потороплю, как только…
– …выдастся свободная минутка. Корсар, она у тебя никогда не выдастся, если ты будешь так много болтать.
– Я – много болтаю?
– Еще бы. А вон та девушка в черном и у черного мотоцикла уже третью сигарету курит. А то и четвертую.
– Завтра не обещаю, но как только размотаюсь с делами… лично привезу!
– Опять?
– Да не ставил я тебя «в очередь» с ними, просто…
В глазах Корсара вдруг померкло разом… и когда он пришел себя, то ничего не помнил… Он лежал на полу в коридоре, а Марина сидела рядом и водила перед носом ваткой с нашатырем.
– Что… со мной… было?
– Ничего страшного. – Марина прятала глаза.
– Марина, мне нужны подробности…
Девушка вздохнула:
– Изволь. Сначала ты ударил в стенку ванной кулаком, – видишь вмятину? Потом вдруг закрыл лицо руками, упал, свернулся калачиком, словно ребенок в утробе матери… У тебя все лицо было мокрое от пота и слез… Но… Это не эпилепсия. Дима, можешь думать себе что угодно, но тебе нужно показаться доктору. Ты ведешь слишком активный образ жизни. И отдыхом считаешь сильнейшее умственное напряжение, когда ты пытаешься решить все загадки…
– Немудрено и сбрендить?
– Бессонница, головная боль, снотворные, коньяк… Так?
– Наверное, ты права…
– У меня есть очень хороший знакомый доктор. Психотерапевт, но он и просто терапевт и диагност прекрасный… Если хочешь…
– Марина, потом. Я пришел за рукописью.
– Последней книги?
– Крайней…
– Ну, крайней… если тебе так легче.
– Она – у тебя?
– Конечно. Один экземпляр я отослала в редакцию, второй, ты знаешь, всегда ксерю и держу у себя – на случай.
– Там – всё?
– Абсолютно. А – что случилось?
– Потом. Покажи, пожалуйста.
Левина принесла гранки, упакованные в аккуратную советскую еще папку – с тесемками. На папке так же аккуратно была наклеена бумажка: «Д. Корсар. «Грибница».
Дмитрий нетерпеливо открыл, бегло просмотрел, выдохнул:
– Действительно, тут – всё.
– У меня – всегда и во всем идеальный порядок, ты же знаешь. Но… на тебе лица нет. Что все-таки случилось?
– Не знаю, Марина, но что-то происходит вокруг книги, что-то очень нехорошее. – Он запнулся – пересказывать ей свою стычку с «людьми в черном»? Ведь не в кино же живем, в самом деле! Сейчас, к вечеру, это казалось и ему самому таким давним и дальним, словно было в другой, иной жизни или вовсе – пригрезилось наяву… Но оставлять девушку в неведении – совсем нечестно. – Марина, за крайние три дня умерло двое причастных к изданию книги. Сам я – тоже чудом избежал гибели. Сегодня.
– Тебя кто-то преследовал?
– Да. Люди в черном.
Эта фраза вылетела сама собою. И Корсар сразу пожалел, что произнес ее, увидев, как встревоженно взметнулись брови Марины. И в лице девушки промелькнула некая тень, и Корсару стало ясно: она боится не «людей в черном», а тревожится за его психическое здоровье, но остановиться уже не мог:
– Мне кажется, и ты – в опасности.
– Ты… уверен?
– Марина… Тебе есть к кому пойти?
– В смысле?
– В смысле – родственников: переждать, отсидеться…
– Ты же знаешь, я – единственный ребенок. Мама с папой – в Израиле.
– Дальние родственники, друзья, подруги…
– Дима, так не делается. Свалюсь к кому-то среди ночи и – что я скажу? Что моему автору привиделись люди в черном? И мне – нужно «отсидеться»?
– Марина… – начал Корсар, и снова неведомая волна накрыла его, как накрывает неопытного пловца во время свежего прибоя… Стало темно, по рукам прошли судороги до кончиков пальцев, а все тело, казалось, тащило по скользкой гальке, и он хотел вдохнуть и – не мог…
…И снова – пришел в себя, сидя на полу, прислонившись спиной к стене.
– Дима, так дальше продолжаться не может! – В глазах Марины стояли слезы. – Ты – болен, ты серьезно болен, я звоню Ефиму Леонидовичу, он прекрасный доктор… И не дергайся, его визит и помощь будут совершенно приватными, никто ничего не узнает…
– Марина, я…
– Дима, ты видел свои глаза? Если бы я тебя не знала, то решила бы, что ты пил три недели подряд! Но… ты ведешь себя так, словно наглотался каких-то таблеток…
– Марина, ты же знаешь, я никогда ничего наркотического не принимал и не принимаю…
– Тем более! Сейчас приедет Ефим, и все выяснится. – Она уже набирала номер, но Корсар вырвал у
