– Хорошо зарабатываешь?
– Нормально.
– Ну смотри сам. Возьму… Жить как-то надо… Зарплату за прошлый сентябрь только выдали, да и то не всю… Как дочку звать?
– Что?
– Какой-то ты сам не свой… Забирай девочку, и жидкого пусть пьет побольше… И не этих кока-кол, воды простой, ключевой лучше понял, отец?
– Да. Спасибо вам.
– Ну, тогда – с Богом.
Я ехал в такси домой. Девочка спала, положив голову мне на колени.
Единственное, что я знал точно, – так это то, что ни в какой приемник-распределитель этого ребенка я сдавать не собираюсь. Что остается? Дать объявление в газете? «Найдена девчонка русой масти, еще щенок. Верну хозяину за вознаграждение. Контактный телефон. Спросить Дрона».
Бред?
Конечно бред.
Ладно, будет хлеб, будет и песня, как писал в нетленке об освоении суверенной ныне казахстанской целины дорогой Леонид Ильич.
Разберемся.
Дома меня ждал еще один сюрприз.
Ни дня без «кренделей»!
За время отсутствия мою любимую многокомнатную выставили. Я единственный на площадке не обзавелся хорошей бронированной дверью, да и та, что была, замыкалась на безалаберный замок-защелку. Ибо руководствовался простым правилом: для профи любой замок – пустышка, а красть у меня все одно нечего.
Легкомыслие наказуемо. Для лохов отечественных и сухарь – бублик, а неприсмотренная квартирка в таком домишке, как Этот, вообще должна была видеться караваем!
Представляю их разочарование!
Ни мебелью, ни хрусталем, ни золотишком я так и не обзавелся. Всю обстановку квартиры продолжали составлять: кресло-качалка довоенной постройки, письменный стол, бывший в употреблении холодильник, в котором, насколько мне помнится, оставался замороженный куриный окорочок, полбутылки водки да пара яиц.
Телевизор «Радуга», служащий мне верой и правдой уже лет пятнадцать, вынести можно лишь при помощи бригады грузчиков, о видике я лишь подумывал, а компьютер-ноутбук захватил с собой в заплечной сумке… Ах да, еще принтер… Ну да это – дедушка японского принтерования, занимает он добрую половину письменного стола и печатает что-то, только если к нему очень ласково обратиться, да и то – по настроению… Ну да-и лежак у стены, укрытый пледом.
Ни долларов под ковром, ни самого ковра, ни героина в вытяжной трубе…
Свое глубокое разочарование квартирой, хозяином и его благосостоянием лохи выразили крупной надписью на стене в виде слова из пяти букв, переводимого с русского общеупотребительного на русский литературный как «человек странный, в чем-то даже чудаковатый». Отчасти они правы. Но лишь отчасти. А вот с отглагольным прилагательным, начертанным чуть ниже и чуть мельче и расширяющим значение основного слова, я совершенно не согласился. И приди они еще раз, я бы доказал им их не правоту в ходе дискуссии. Ясное дело – на словах.
Я стащил с девочки джинсы, свитерок, закутал в свою ковбойку и уложил на топчан. Сам устроился в кресле-качалке, в соседней комнате. Нужно было разыскать ее родителей, и вообще… Мысль эта мелькнула и тихо угасла. Успеется. Утро вечера мудренее. Тем более, что до утра осталось… Хотя зимой ночи длинные…
Уткнувшись в плед, я снова уснул.
Мне снилось, что я замерзал…
Глава 19
– Не спи, замерзнешь.
Разлепляю веки и вижу перед собой лицо девочки – Ты кто? – Ее огромные серые глаза смотрят на меня серьезно и требовательно.
– Конь в пальто.
– А-а-а… – Похоже, ответ ей понравился. – А где мы?
– В Швейцарии. Из окна – вид на Женевское озеро.
– Понятно. – Девочка оглядела комнату, взгляд ее задержался на надписи на стене. – Шировой?
– Нет. Просто сонный.
– На «колесах»?
– С устатку.
– Живешь здесь?
– Угу.
– А хата чья?
– Народная.
– Сторожем, что ли?
– И дворником.
– Ясно. Как тебя зовут, дворник-затворник?
– Дрон.
– Что-то я о тебе не слышала.
– Еще услышишь…
– Блин, как мне хреново!.. Закурить есть?
– Ага. – Бросаю ей пачку «Кэмела», девочка ловко поймала, извлекла сигарету, подхватила брошенную следом зажигалку, прикурила. То, что я ошибся насчет ее возраста, – очевидно. Но думаю, ненамного. А вот с жизненным опытом у нее, видно, вполне все в порядке…
– Кайфно. У тебя тут кофе водится?
– Должен бы. Посмотри на кухне.
– Тебе принести?
– Да.
Девочка появилась через несколько минут с подносом на котором дымились две большие чашки кофе.
– А с едой у тебя не очень. И сахару тоже – пять кусков. Чего, на мели сидишь?
– Когда как.
– Значит, как все.
– Как тебя зовут? – спрашиваю девочку.
– Ты что, тоже ни фига не помнишь?
– Смотря что…
– Я – Аля. Разве нас не Тор познакомил? Еще осенью? Встряхиваю головой. Или я не проснулся еще, или действительно примерз. И все происходящее – бредовая галлюцинация. Насколько мне помнится, Top – это бог-громовержец в скандинавской мифологии. А вот кто такая Аля там же – не помню.
– Кто такая Аля?
Девочка смотрит на меня встревоженно:
– Аля – это я. Ты что, на полной измене? У тебя есть чего-то на раскумар?
– Кому?
– Тебе. Тебя же трясет всего. Тремор.
Выпиваю кофе глотками – горячий. Меня точно трясет. Пробег по зимнему бездорожью и собственному разгильдяйству не прошел без последствий. Судя по всему, у меня температура. И немаленькая. Какая – узнать не удастся, ибо градусника не держу. И раскаленность собственного тела никогда не измеряю из принципа: начал болеть – значит, больной. А так леченая простуда проходит за семь дней, а нелеченая – аж за неделю.
