Одно мне ясно: пора прекращать этот диалог параноика с шизофреником.
– И все-таки мне очень хреново… – произносит Аля. Потом смотрит на меня – все так же внимательно, но уже по-новому… Действие сонников ослабевает, значит, память заработала. – Нет, Тор нас не знакомил. Кто ты такой? И откуда ты взялся? И вообще – как я сюда попала и где моя одежда?
– Твоя одежда в ванной…
Не дослушав, девочка вылетела из комнаты. Все ее вещи я попросту забросил в таз, засыпал порошком не стирались они с полгода, а образ жизни она вела, надо полагать, далекий от домоседства… Все, что было в карманах, а именно: губную помаду, два презерватива, расческу и пустой пласт берлидорма, – выложил на подзеркальник.
Возвратилась она через полминуты, похожая на дикую кошку: верхняя губа чуть приподнята, глаза прищурены, в правой руке зажаты ножницы.
– Я тебя сейчас убью, гад. Прикончу, понял?
– Еще бы… Насмерть?
– Ты… Ты меня колол! Сука! – Девочка закатала рукав и показала «трассу», оставленную иглой.
– Капельница…
– Какая капельница? Ты меня ширнул, потом раздел И трахнул! Ты меня трахнул?
– Нет. А зачем?
– Что – зачем?.. А одежду намочил нарочно, чтобы я слинять не смогла? Так?
Как мне это надоело! И еще – я разозлился. Чуть раскачиваюсь назад и рывком встаю с кресла.
Потягиваюсь.
– С добрым утром…
– …тетя Хая. Кто ты такой?
– Дронов Олег Владимирович. Ученый-аналитик. Насчет аналитика, да еще и ученого, я, разумеется, приврал, но уж очень хотелось произвести на ребенка впечатление.
– Тремора у меня нет, а есть начинающаяся простуда. Это первое. Тебя я нашел в собственном подъезде, у батареи, в полной отключке. Отвез в больницу.
Там тебе сделали промывание желудка, прочистили кровь капельницей, отсюда «трасса» на руке. Это второе. Никакого Тора я не знаю. Это третье. И последнее – одежду твою бросил стирать, потому что эти грязные тряпки трудно назвать одеждой для нормального человека. Если тебе невтерпеж, можешь их высушить на батарее или утюгом и выметаться к чертовой матери. У меня все. Да, и ножницы положи, пожалуйста, на место.
Девочка застыла на секунду, губы ее затряслись, из глаз покатились слезы…
– Почему… Почему…
Я подошел, погладил по голове, девочка уткнулась мне в грудь, подняла заплаканное лицо:
– Почему ты меня подобрал? Ведь никто же не подобрал… Всем на всех наплевать…
– Ты плохо думаешь о людях.
– А что в них хорошего… Насмотрелась я на людей…
– Значит, это были вовсе не люди…
– А кто?
– Так… Труха.
– Но ведь никто же не подобрал… Вчера…
– В полвторого ночи жители редко по подъездам слоняются.
– А ты чего?
– Из командировки возвращался…
– Ну и прошел бы мимо…
– Мне не нравится, когда дети умирают в подъездах.
– Я не ребенок. Давно.
– Так сколько тебе лет?
– Какая разница…
– А все-таки….
– Пятнадцать… Будет… В куклы я давно не играю.
– А жаль.
– Что?
– Аля… Кстати, что за имя такое? Восточное, что ли? – Да нет.
Нормальное, русское. Александра. Сокращенно – Аля. Саша мне как-то не нравится.
Ну а мне – как раз наоборот. Просто имена мы ассоциируем с людьми, которых знали когда-то, может быть, даже очень давно, в детстве. И если это были хорошие люди…
– А… Вас мне как называть?
– Как хочешь. Вернее – как удобнее.
– На «ты» можно? Просто во всех тусовках на «вы» называют или важных «чайников», или дутых лохов. А ты вроде хороший. Хотя и не тусовщик.
Признаться, я тоже за обращение на «ты» – но между своими. Обращение на «ты» в кругах киношных, писательских, богемных, творческих вообще – норма; «вы» говорят либо заведомым мэтрам, либо людям, не принадлежащим к «своему» кругу, либо ставшим крутыми начальниками, но и те обижаются, если в неофициальной обстановке им выкают. Ибо это – признак неуважения или неприятия.
Но я не принадлежу ни к богеме, ни к тусовке. И для меня общение с кем-либо на «ты» – признак вовсе не панибратства, но доверия. А доверие, как известно, обязывает. Если же я ошибаюсь и «клиент» решает, что, раз позволительно «ты», значит, уже и братан, и за водчоночкой слетаю, приходится растолковывать, и непонятливый впредь называет меня исключительно на «Вы», причем с заглавной буквы.
– На «ты» можно. Даже нужно. Очень хочется расспросить Алю, хотя бы о ее родителях, но чувствую – сейчас не время.
– Ты есть хочешь? – спрашиваю девочку.
– Вообще-то не очень.
– А я – хочу. Так что делимся: я иду за едой, ты приводишь хибару в сияющее состояние. Идет?
– Попробую… А если хозяева вернутся?
– Хозяин здесь я.
– Что-то не похоже… Хата роскошная.
– А что здесь плохого?
– Ничего. Только… ты совсем не выглядишь богатым.
– Я тщательно маскируюсь. К тому же квартирка досталась мне вроде как в подарок.
– Это кто же такой щедрый?
– Гудвин. Великий и Ужасный.
– А-а… Я читала в детстве. Что-то про волшебную страну.
– У нас вся страна – волшебная. Сейчас – время чудес. Скоро оно закончится.
– Если и так – об этом никто не пожалеет.
– Это точно. Поле чудес бывает только в стране дураков. А кому охота считать себя дураком… Ну что, договорились?
– О чем?
– Ты прибираешься, я бегу за хлебом насущным.
– Давай.
– Только не сбегай.
– Голая? Одежду ты намочил.
– Вот и постирай ее заодно. – Набрасываю куртец, открываю дверь…
– Олег… А ты меня в приемник сдашь, да?
– Девочка, я бы сделал это еще вчера. Смекай. На улице первым делом разыскал исправный таксофон. Набрал прямой Круза.
– Слушаю! – после первого же гудка.
– Привет банковским воротилам!
– Воротилы на Уоллстрит. А у нас все трудящиеся. Привет, Дрон. Как покаталось?
