заставлявшей замирать от тупого и неотвязного страха… Потом было укрытое снежком поле. Какие-то металлические конструкции, похожие на фантастических монстров, вздымались из-под снега; огромное серое здание, похожее на ангар, изрыгало из себя грохот и клубы удушливого дыма. А я брел по этой грязно-снежной пустыне к корпусу, зиявшему мертвыми провалами окон-глазниц; я знал, что именно там затаилась та, неведомая мне пока опасность; я шел, ступая по хлюпающим лужам соляра, по разъеденным ярко-оранжевой ржавчиной кускам труб, по грязно-зеленым разводам неведомых химикалий, а цех-ангар все не приближался; он словно забавлялся со мной, хохотал грохотом сокрытых в нем неживых механизмов, пока не выплюнул жаркий, всепожирающий всполох огня – и… Я сорвался с отвесной скользкой стены, падая в бездну, которая завыла на одной нудной, звенящей ноте…
…С минуту я таращился на укрытую снегом поляну, тряс головой. Ритмичное завывание оборвалось вдруг, и наступившая вслед за этим тишина показалась полной. Я перевел дыхание: замерший вокруг меня лес был полон сонного величавого покоя. Пока я спал, снегопад усилился, вновь ударил мороз, изукрасив деревья; шапка снега упала на крышу машины, включив сигнали-зацию. Я тряхнул головой, прогоняя остатки кошмара, разделся до пояса и выскочил из машины в пушистый снег.
Потом расстался с бородкой, поскоблив себя до полного блеска прикупленным где-то при дороге одноразовым станочком. За неимением одеколона опрыснулся «Смирновской». Через пять минут уже сидел в салоне бодрый, торопливо прихлебывая свежеприготовленный кофе: в навороченном джипе была и работающая от аккумулятора кофеварка. Не спеша достал трофеи: «беретта», «макаров» и дробовик.
Оружие разобрал, протер, подогнал все части на место, погрел в руке, примериваясь. «Беретта», понятно, поавторитетнее пушечка будет, но больно уж громоздка в моем нынешнем положении, да и «макар» – роднее. Последняя модификация, двенадцатизарядный. К «макарам» у нас вообще отношение сложное: и тупорылый-де он, и сработанный под «вальтер», только потопорнее, и кучность боя не ахти, и все такое прочее. Ну а ежели разобраться, плохому танцору мешают не токмо собст-венные причиндалы, но и партнерша.
Приладил «сбрую», подтянул ремешки по фигуре, вышел, несколько раз выхватил пистолет, примериваясь. По правде сказать, милый американский кинематограф создал у сограждан стереотип «парня с пистолетом», почти как раньше кинематограф советский – образ «человека с ружьем». Этот парень обаятелен, как сенбернар, и прост, как Ленин: в смертельно опасных ситуациях он жизнерадостно зубоскалит, под моросящим свинцом ссорится с напарником или выясняет отношения с возлюбленной, а из горящего дома, цеха, самолета, поезда, корабля выпрыгивает всегда и исключительно после взрыва оного. Если же, паче чаяния, на героя свалится-таки балка или пролет моста, он непременно поинтересуется: «Что это было?»
Ну и пистоли эти дети прерий и волки каменных джунглей таскают исключительно авторитетные, напряженно сжимая их натруженными о тренажеры руками, передвигаются танцующим шагом в потемках, выставив ствол вперед, пока не упрут в затылок или в лоб супостату. И, сделав страшные глаза, торжественно зачитывают тому права: «Вы имеете право не отвечать на во-просы…» Возможность уйти с линии огня и накостылять хренову супермену по всем мобильным частям тела, сиречь разделать хлеще, чем Бог черепашку, у «плохого парня» идеальная, но… Тот и не думает дергаться. Зато, как сказал поэт, «он страшными глазами сверкает, он страшными зубами скрипит, он страшный костер разжигает, он страшное слово кричит…» Ну да, пугает «хорошего парня» прямо до колик: «Ты – покойник, понял?!» Как говорится, вот и поговорили. Жуткие нравы!
Впрочем, меня вся эта белиберда не смущает: кино есть кино. А если что и раздражает, так это манера таскать ствол на вытянутых клешнях! В реальной ситуации при кратковременном огневом контакте по- беждает не тот, кто картинно умеет держать пистолет, а тот, кто быстрее! И умеет стрелять навскидку, из любого положения! В этом смысле ковбойские фильмы куда ближе к жизни, чем новые навороченные бое- вики.
Умение точно стрелять навскидку зависит не только от меткости глаза и твердости руки. Как хороший боксер бьет не рукой, а всем телом, включая в акцентированный удар за доли секунды мышцы ног и энергию разворота корпуса, так и хороший стрелок должен безукоризненно владеть собственным телом, чувствовать его балансировку, сливаться с оружием в единый, отлаженный от первого до последнего движения механизм. Только умение стрелять «от бедра», с мгновенным прицеливанием «по стволу», когда и положение руки с оружием, и положение тела отработано до автоматизма при ведении огня, сделает вас победителем в кратковременной огневой схватке.
Я залез обратно в салон, неспешно выкурил сигарету. Старинная примета: хорошая работа у русских всегда начинается с хорошего перекура. Потому что, когда эта самая работа пойдет – будет не до курева. И вообще ни до чего. Меня эта наша национальная черта всегда несколько смущала: уж оч-ч-чень долго запрягаем. Зато ездим быстро. Было бы куда и на чем.
Мотор заурчал, прогреваясь. Неспешно выловил местную радиостанцию, прослушал ненавязчивую рек- ламу здешнего майонеза; сначала бодрую: «Я люблю майонез, что само по себе и не ново…», затем – эротическую: речитатив с характерным придыханием под мелодию из «Эммануэль»: «Я прихожу домой, раздеваюсь, принимаю душ…. Я знаю, он меня уже жде-о-ет, мое нежный, мой люби-и-и-мый… майонез». М-да. А наши ученые криминологи еще недоумевают, откуда-де маньяки берутся в таком количестве? Оттуда и берутся.
Через полчаса я уже подъезжал к окраинам Покровска. Пришлось сделать крюк и катить через поселок Заводской, дабы не попасть под излишнее любопытство гаишников. Сочетание дорогого джипа с иногородними номерами нездоровое любопытство вызовет всенепременно, а оно мне надо?
Потому в поселке я припарковался у здания заводоуправления, вооружился отверточкой и вышел на промысел. Странствия были недолгими: в одном из дворов гнил себе под снегом «Запорожец». Не долго помучившись, открутил у иномарки номера, глянул критически: хорошо бы, конечно, подновить, уж зело ободранные… Махнул рукой: на сегодня сойдут. А вот будет ли у меня «завтра» – одному Богу известно. Как говаривал некий братан: «Где я, и где – завтра?!»
Вышел на головную магистраль поселка, осмотрелся. Пейзаж новизной и маврикийской веселостью не манил: напротив заводоуправления чахлый и летом скверик сейчас представлял совсем удручающее зрелище – торчащие из-под грязного снега прутья; остовы сваренных на века стендов, на коих ранее покоились соцобязательства, просвечивали пустым межреберьем. В центре сквера на массивном, не по чину, постаменте громоздилась фигура рабочего: мужик в каске словно задумался: идти ему в пивнуху, расположенную в аккурат наискосок, или сразу в магазин, за «беленькой»? Символ канувшего в Лету времени. А ведь это он, Совремённый Рабочий времен брежневской конституции, простой рыцарь каски и отбойного молотка, творил мировую историю, заставляя штатовских акустиков вслушиваться в воды всех океанов, выискивая грозные и неуязвимые подводные крейсера, заставляя служивых на станциях слежения всматриваться в экраны радаров, пытаясь углядеть невидимые «Миги» и «Сушки»… Я невольно вздохнул: не все в том времени было скверным. А чем помянут время нынешнее? Ведь у людей, живущих ныне, другого времени не будет. Хм… Вообще-то недоработка: почему нигде нет памятника Неизвестному Братану?! Ведь это он, пра-а-льный паца-а-ан при делах, творит историю нынешнюю, пусть не такую масштабную, как прежде… Сколько их полегло в неизвестных широкой публике разборках, сколько безымянно закопано в лесах да заховано в долах расейских?! А памятник Церители сработал бы на славу, и цепи можно лить толщиной в руку из чистого золота, и почетный караул организовать из сочувствующих, и вечный огонь зажечь – от «Газпрома», размером в пионерский костер! Они и есть пионеры – полузабытых троп наживы и удачи. «Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей…»
Предаваясь высоким патетическим размышлениям, пересек площадь и вошел в магазин под скромной вывеской «Супермаркет». Ровесник памятника, он был вполне обжит новыми товарами: от китайского ширпотреба до стильных аглицких костюмов.
Выбирал я недолго: пиджак, брюки, «визитка» средних размеров, как раз под «беретту», пальто-реглан. Оглядел себя в зеркале и был бы доволен, если бы… Ну да, седина от висков по бокам головы. Позавчера ее не было. Я подозревал, что зимняя охота трех шизофреников попортила мне нервы, но не думал, что настолько.
И еще, что-то новое появилось во взгляде – грустная, холодная отрешенность. Именно с таким взгля- дом и ходят на безнадежные предприятия. А то, что моя затея безнадежна по определению, я почти не сомневался. Но ведь удаль вовсе не в том, чтобы проехаться на престарелом мерине! А вот победить при
