поганых раскладах – это дело! Победить и остаться живым!
Я скроил самому себе жизнерадостный оскал, но глаза остались прежними. Утешала лишь мысль: вот такие вот «железные парни» с металлом во взгляде и серебром на висках и нравятся барышням.
Вернулся к автомобилю, сел за руль и двинулся в сторону Покровска. На прямоезжей дорожке нашел отросток проселка, свернул, дабы не впопыхах и качественно поменять номера. Поколдовал с придорожной грязью: ладушки, покровские опознавательные знаки смотрелись теперь на джипе как свои. Ну а теперь по-следний пункт плана: вид у меня вполне цивильный, но не фешенебельный. А нужно, чтобы был как у лорда, приглашенного на tea party в Виндзор. То есть скромная простота. Как известно, именно она стоит самых больших денег.
Припарковал авто на маленькой улочке: она была полна кафешек и бутиков. То, что нужно. И преспокойно двинулся вдоль, пока не нашел искомое. Девица, с намертво приклеенной к губам улыбкой – видно, это казалось ей верхом европейского торгового шика: улыбаться губами с равнодушной коровьей тоской в глазах, – запаковала покупки в кофр.
Как сказал поэт, «вот наш Евгений на свободе…». А что? Побрился я утречком на совесть, одеколоном покропился самым что ни на есть европейским. А потому готов проследовать на тусовку по купле-продаже отечественной сверхсекретной оборонки. Уж кто-то из узкого круга ограниченных лиц, либо давших санкцию, либо хорошо информированных о ликвидации Димы Крузенштерна, там наверняка объявится. Ну а причина… Причина акции, кажется, нарисовалась самая прозаическая: деньги. Время наше супостатное, а потому при выборе между честью и деньгами второе выбирают слишком многие. Дима был не из их числа.
Понятное дело, меня там никто не ждет; проговор между очень заинтересованными сторонами будет проходить тихо-мирно за оч-ч-чень закрытыми дверьми, но… Равновесие при таких сделках всегда призрачно и хрупко, а под эгидой строгой секретности и жуткой коммерческой тайны происходит просто- напросто уво-ровывание того, что принадлежит моей стране и моему народу. И какие бы «судьбоносные ветры» ни раздували паруса рыцарей наживы, оставаться верным когда-то данной присяге и Отечеству пусть не самое умное, но самое честное. И выбора здесь нет.
Глава 59
Вот так всегда и бывает: задумаешься о вечном и – проглядишь бренное и сиюминутное! А между тем именно в мелочах вязнут любые все великие начинания, и от невнимания к ним теряют головы все великие стратеги.
– С вами хотят поговорить.
Как трое парнишек оказались в столь интимной близости от меня и взяли в плотную коробочку, я не заметил. Взгляды несуетливо-равнодушные, лица – близнецов из ларца… Контора меченосцев? Очень может быть. Знают ли они, кто я? Контролируют ли по поручению какой-либо из заинтересованных сторон толковище по «купле-продаже»? Зачем им я? А вот последним вопросом, как одиозно идиотским, я даже не задавался: в нашенские времена и веревочка в хозяйстве пригодится!
Парнишки стояли в столь плотной близости, что никакими стволами не размахаешься; ну а рукопашка хороша только в пригородах Шанхая, да и то в кино: в нашенских краях так по ушам уделают скоро и неприметно, да в машину, и – ищи ветра в поле или труп в огороде. И то, и то – плохо. Да и что я, собственно, засуетился, пусть даже и мысленно? Приглашают корректно, чего ж не поговорить? Тем более чему быть, того уж не воротишь.
– И далеко ехать для… разговору? – спросил я.
– Рядом, – произнес тот близнец, что был за старшего. – Пешком пройдемся.
– Пошли.
Покладистость «клиента» моих ухажеров никак не расслабила: мы выстроились цугом, и коренной- направляющий прошел в двери магазина, торгующего всякой блесткой дорогой мишурой, типа хрусталя, фарфора и серебра, уверенно миновал торговый зал, открыл дверь подсобки и по узенькой скрипучей лесенке стал подниматься наверх. Я и двое сопровождающих гуськом потянулись за ним. Миновали подобие офисного предбанничка, только вместо секретарши-вертихвостки за столом восседал сорокалетний дядько, приодетый в костюм, сидевший на нем как на блохе сбруя. Дядько явно томился навязанной ему ролью «секретарши»: кое-как прихлебывал чаек из гжельской кружки и с треском ломал бараночки, аккуратно, двумя перстами.
Под белы руки меня подхватили стремительно, но жестко: не волохнешься. Сугубый дядько борзо выскочил из-за стола легонько, теми же пальчиками вынул из кобуры «макаров» и из-за пояса сзади «беретту».
– Хороший набор. На уток собрался? Так не сезон еще, – произнес он голосом автомата: ни шутки, ни сочувствия, ни-че-го. Уперся мне в переносицу взглядом: водянистые глазки под белесыми кустиками бровей казались мутными озерцами самогона. – Не шали у нас, ладно? – посоветовал он напоследок.
«Близнецы» душевно распахнули передо мной дверцу и вежливо кивнули: сами они явно при разговоре присутствовать не собирались. Последнее, что я услышал перед тем, как звуконепроницаемая металлическая дверь закрылась за мной, был треск очередной разламываемой баранки. А в голове само собою всплыло из времен босоногого детства: «То не досточки, то косточки трещат!»
– Вот так и бывает, служивый: это гора с горой не сходится, а человек с человеком – завсегда! – услышал я.
На роскошном кожаном диване, чем-то неуловимым напоминавшем излюбленный активной категорией населения «Мерседес-600», сидел господин Козырь, бежавший вместе со мною некоторое время назад из здешнего домзака. Ну да, господин Козырь. Он же товарищ Федор. А уж как его звать-величать по батюшке – это они не представились. Да и мы особливо на знакомство не напрашивались.
– Присаживайся, мил чээк, потолкуем. Кофейку налить? – Он указал на кофеварку – чудо ненашенской техники, блестевшую полированными поверхностями и урчащую, словно гоночная машина перед стартом. – Или по старинке чайку погоняешь?
– Чайку. Но покрепче.
– Гость в дом – Бог в дом. Сам и похлопочу.
Козырь встал, прибавил на плитке газу, высыпал в китайскую чашку щедро заварки, залил кипятком так, что бурлящая вода скрыла листья, прикрыл положенной крышечкой, поставил на стол передо мной:
– Пусть потомится, и – потреблять можно. Хочешь, с сахарцом. – Он кивнул на аккуратно наколотый белоснежный кусковой сахар, потом на блюдо с нежнейшей семгой: – А то с селедочкой.
Он закурил, подождал, как радушный хозяин, пока я хлебну пару глотков.
– Вот так, Олег, и пересекаются стежки. Чего опять в наши края?
– А почему опять? Может, я жил не тужил на соседней улочке?
– И это может быть. А только колеса у тебя – чужие, это раз. Прикид ты новехонький покупаешь осторожно, но по полному профилю, это два. Знать, готовишься к чему. А кто ты с виду есть, да и делом проверено, – Козырь усмехнулся, – я добре запомнил. Если бы спор вышел, то все двадцать прежних цел- ковых против драной кошки, что не асессором кол-лежским корпишь. Но кто со мною спорить станет? Никто. Во-о-от. – Козырь помолчал. – Человек ты шебутной и решительный. Может, и киллер. А зачем нам тут киллер левый? То-то.
Он встал, прошелся по комнате, налил себе рюмку водки, выпил единым духом.
– Был бы человечек конторский, – продолжил он, – или от людей каких серьезных вестник, чего бы тебе по нашим шопам, прости Господи, прихорашиваться? Значит, самостоятельно ты банкуешь, как дважды два. Или не прав я?
Пожимаю плечами.
– Самому по себе в нашенское времечко и письмоносом выжить трудно. А ты ведь не на почте служишь. Я вот так себе думаю: коли уж нас судьбина свела снова, уж не знаю, Бог ли послал или чертушка спроворил, а давай-ка сядем и покумекаем, как нам с тобою жить-поживать дальше.
– А может, как в прошлый раз? Я – своей дорожкой, ты – своей?
– Того не выйдет. Тогда был я птицей вольной, а сейчас от серьезных московских людей за порядком