Лучший друг девушки

взяло в ней верх, она вскочила с шезлонга и решительно устремилась во внутренние покои дома.

Тони сидела на кровати Дианы, обняв ее одной рукой за отощавшие плечи. Диана уже не плакала, хотя глаза ее были красные от слез и сухие рыдания еще изредка сотрясали ее тело.

Когда Ливи вошла, обе они разом посмотрели в ее сторону.

— Мне кажется, — сказала Ливи, — нам с Дианой необходимо поговорить по душам.

— Ливи, — попыталась упредить ее Тони, почти впустую потратившая время на то, чтобы отговорить бившуюся в истерике Диану от намерения во что бы то ни стало сделаться похожей на свою мать.

Но голос Ливи был тверд:

— Я ее мать, Тони, и это касается только Дианы и меня.

— Ты тоже не сможешь переубедить меня! — завопила Диана. — Я все равно буду худой, и никто меня не остановит! Ты сама дала мне понять, что я тебе противна, поэтому я сделаю все, чтобы похудеть, и вот тогда, наверное, ты станешь относиться ко мне иначе!

— Диана… милая, это неправда… я люблю тебя такой, какая ты есть.

— Нет, не любишь! Ты даже не захотела приехать за мной в школу, потому что у тебя было более интересное занятие. Ты или вообще не приезжаешь, или приезжаешь очень редко, только на дни открытых дверей или дни ораторского искусства, и как тебе было противно, что я такая жирная, когда мы поехали за моей новой формой.

— Я просто была немного поражена, — смешавшись, призналась Ливи. — Я даже представить себе не могла, что ты стала такой толстой.

— С чего бы это? Да ты вообще не обращаешь никакого внимания на меня! — Диана вновь зарыдала. — Тебе-то хорошо, ты худенькая. Сама ведь говорила, что невозможно быть чересчур худой, потому я и буду худой. Хочу быть похожей на тебя, хочу, чтобы люди оглядывались на меня и завидовали, что я такая красивая. Но я толстая и уродливая и всем на меня наплевать… даже папа говорит, что я глыба.

Рыдания стремительно перерастали в истерику — Диана никогда не умела владеть своими чувствами.

У Ливи от страха сжалось сердце; необузданные эмоции всегда пугали ее, сминая ее волю. Благие намерения ее мгновенно разлетелись в пух и прах, и она совершенно потеряла голову.

— Диана… — Голос ее запнулся. — Пожалуйста, не надо этого делать. Тебе больше нельзя терять ни грамма. Этим ты только еще больше навредишь себе.

— Пусть так, может быть, тогда ты обратишь на меня внимание! — голос Дианы перешел в истерический вопль, впалая ее грудь бешено вздымалась, лицо исказилось. — Когда ты рядом, меня никто не замечает, поэтому я должна быть точно такой же, как ты, и тогда все будут меня замечать — а если для этого потребуется стать худой, я стану худой, слышишь! — Подавшись всем телом в сторону матери, она повторила свою клятву: — Я ОБЯЗАТЕЛЬНО БУДУ ХУДОЙ!

Затем, круто развернувшись, ринулась к ванной комнате. Не успели они опомниться, как она с силой захлопнула за собой дверь и повернула в замке ключ.

Ливи, трясясь, как в ознобе, в изнеможении опустилась на кровать. Голос у нее дрожал, когда она сумела выдавить из себя:

— Опять я все испортила, да?

— Она уже была на взводе до того, как ты явилась. Мне тоже не удалось ее переубедить. — Тони помолчала. — У нее идея фикс, Ливи, и ни ты, ни я не в силах ей помочь. Здесь нужен специалист. — Она в упор посмотрела на потрясенную Ливи. — Диане нужен не кто-нибудь, а самый обыкновенный врач- психиатр.

Обхватив голову руками, Ливи застонала:

— О Господи… Билли теперь точно осатанеет…

— Что за чертовщина у вас тут происходит? — были первые слова Билли, когда свояченица встретила его у трапа самолета, прилетевшего из Майами. — С чего это вдруг Диана заперлась у себя в ванне и не желает выходить оттуда?

— Мы обнаружили, что она морила себя голодом, — коротко сказала Тони, заводя машину. — Она вдолбила себе в голову, что ужасно толста, и впала в другую крайность. Теперь она сплошь кожа да кости.

— Неделю назад все было нормально.

— А ты посмотрел бы, что творится под теми широченными рубахами, которые она вдруг стала носить!

Билли сердито нахмурил брови, что означало: он не догадался этого сделать.

— Вот когда сам увидишь, поймешь, — отрубила Тони.

— Значит, она уже не в ванне?

— После того, как удалось вышибить дверь. Пошли на это, когда выяснили, что она наглоталась таблеток тиленола. Пришлось срочно вызывать врача. По счастью, у Хауэрдов на острове Парадиз гостил один их знакомый врач — не волнуйся, он не из тех, кто проболтается. Не прошло и нескольких минут, как Ливи его приручила… Она сказала, что Диана во время одного из сеансов голодания вместо слабительного по ошибке выпила другие таблетки — знаю, знаю, я бы тоже не поверила, но стоит Ливи взглянуть на кого-либо своими большими черными глазами, и он поверит хоть в черта. Он тут же заставил Диану принять рвотное, ее буквально вывернуло наизнанку, заодно помогло избавиться и от таблеток. Сейчас она спит, и уже довольно долго. А доктор обещал приехать завтра, чтобы осмотреть ее.

Билли проворчал что-то резко-неразборчивое, но Тони поняла: кому-то сильно не поздоровится.

Когда он вошел в спальню дочери, Ливи сидела у ее изголовья.

— С ней все в порядке, — быстро сказала она, предупреждая его вопрос. — Сейчас она спит и будет спать еще довольно долго. Доктор сказал, что удастся избежать побочных осложнений.

Билли ничего не ответил. Подойдя к изголовью кровати, наклонившись, застыл над Дианой, затем резким движением сдернул с нее простыню. На Диане была короткая, без рукавов хлопчатобумажная ночная рубашка. Из-под нее торчали худенькие, как палки, руки и ноги и виднелись четко обозначенные ключицы. Билли укрыл дочь и, перед тем как выйти из комнаты, молча дернул головой в сторону двери. Не говоря ни слова, его жена тотчас последовала за ним, беззвучно прикрыв за собою дверь. Он прошел прямо в свой кабинет мимо столбами стоявших в коридоре Тони и Джеймза, словно не заметив их. Ливи тенью скольнула вслед за ним. Дверь кабинета закрылась.

Тени обернулась к Джеймзу, провела пальцем слева направо по своему горлу, затем спросила:

— Кто будет подслушивать, вы или я?

— Если выйдем на террасу, сможем это сделать оба, — предложил Джеймз. — Да и в любом случае лучше быть неподалеку. У меня такое чувство, что сэр Уильям несколько не в духе.

Они вышли на выложенную плитной террасу, обегавшую дом вокруг, и уселись на широкий плоений верх стенки, служившей ей границей, чуть сбоку от отворенных, но прикрытых жалюзи окон кабинета Билли.

Сначала они ничего не слышали. Если Билли и говорил что-то, то делал это явно не повышая голоса.

— Как он все это принял? — наконец спросил Джеймз.

— С явным недовольством. Естественно, во всем виноваты мы. То, что он в течение нескольких недель собственными глазами видел Диану, будет забыто, мы должны были все заметить, все сказать и все, что надо, сделать… обычный перечень ошибок и/или упущений.

Они помолчали, прислушиваясь.

— Что-то не нравится мне все это, — сказал Джеймз. — Обычно, когда сэр Уильям задает кому-нибудь трепку, это далеко слышно.

— Но не тогда, когда язвит, — сказала Тони. — Кожу с человека Билли предпочитает сдирать шепотом.

Джеймз хмуро уставился на онеан.

— Я согласна понять, хорошо зная свою сестру, что она могла бы и не заметить, что с дочерью ее творится что-то неладное, — после непродолжительного молчания сказала Тони, — но мне казалось, что вы-то неплохо относитесь к Диане.