— Ну, что скажете, Тони? — спросил адвокат.
— Надо связать концы с концами, советник.
Губы законника тронула задумчивая улыбка.
— Моя племянница — объект уголовного расследования?
— Нет, — прямо ответил Скэнлон.
— Может ли моя племянница помочь обвинению?
— Не вижу такой возможности.
Скэнлон заметил, как при этих словах Рина Бедфорд едва заметно улыбнулась.
Адвокат принялся описывать в воздухе круги рукой с видом человека, готового поделиться с вами всеми тайнами жизни.
— Позвольте мне, если можно, перефразировать несколько недавних решений…
Теперь уже Скэнлон поднял руку, словно желал прервать выступление оратора. Но куда там! Придется смириться с поражением и слушать до конца. Нельзя мешать адвокатам устраивать представления перед клиентами, это крайне раздражает их.
Обри Уайт продолжал:
— Во время расследования преступления подзащитный, имеющий адвоката, не может подвергаться допросу, даже если он не арестован и не задержан. Полиции запрещено вести допрос в отсутствие адвоката. Дело «Народ против Скиннера».
От волнения у Скэнлона начались фантомные боли. Лью Броуди сидел на стуле, слушал и постукивал кулаком по ладони. Глаза его налились кровью, рубаха выбилась из штанов, на висках набухли жилы.
Говард Кристофер, считавший всех адвокатов, за исключением Роя Коэна, коммунистами, привалился к стене и, сверкая глазами, жевал сушеную морковку для жюльена. Это был дурной знак.
— Когда обвиняемого в уголовном деле представляет адвокат, полиция не имеет права задавать вопросы в отсутствие защитника. Дело «Народ против Роджерса».
Скэнлон никак не мог понять, зачем адвокатам щеголять своей профессиональной доблестью. Он взглянул на часы, показывавшие время и по военному и по гражданскому отсчету, и решил, что пора кончать представление. Рина Бедфорд была далеко не последним свидетелем. Кроме того, ему не нравилось выражение лиц Броуди и Кристофера. Ему совсем не хотелось перепалки между адвокатом и детективами, поэтому он еще немного послушал защитника, а потом умоляюще поднял руку.
— Пожалуйста, пощадите нас, советник. Все мы читали кодексы. Если ваша племянница предпочитает молчать, пусть ее. Я просто пришлю ей повестку в суд присяжных. Вы, естественно, понимаете, что тогда я не смогу обещать вам сохранить тайну. А вы знаете, что присяжные часто устраивают утечку информации в газеты. — Он сделал красноречивый жест. — «Девочка свила гнездышко с героем-легавым». Каково? Ваша племянница поднимет тиражи тысяч на пятьдесят.
Обри Уайт поморщился и схватился за трость обеими руками.
— Довольно, Тони.
Затем, посмотрев на племянницу, он произнес:
— Ты не откажешься рассказать все этим господам, дорогая?
— Конечно, дядя Обри, — ответила она, застенчиво опуская глаза.
Рина Бедфорд была выпускницей факультета социального и гуманитарного развития Новой школы. В прошлом году она прошла курс городского искусства. По учебным планам требовалось посетить депо подземки на Пенсильвания-авеню в восточном Нью-Йорке и посмотреть, как городские рембрандты уродуют общественную собственность своей любительской мазней. Курс был факультативным.
Она ехала в своем синем «Порше-944» по бульвару Линден, когда ее остановили полицейские, катившие в машине без опознавательных знаков. Подойдя, они заявили, что ее машина похожа на автомобиль, которым воспользовались преступники, ограбившие банк. Она показала им водительские права. Из полицейской машины вылез высокий мужчина, на вид постарше первых двоих. Назвавшись Джо Галлахером, он завел с нею разговор. С ним было интересно общаться, и скоро они уже обсуждали городскую застройку. Двое других полицейских вернулись в свою машину. Ей очень понравился его голос, она нашла Джо довольно остроумным, а поскольку ее тянуло к зрелым мужчинам, она дала ему свой номер телефона. В этом отношении история Рины Бедфорд ничем не отличалась от историй других свидетельниц. Вот только плотские утехи она живописала гораздо ярче.
Глядя на сияющее лицо Рины Бедфорд, Скэнлон отметил, что у него здоровый цвет, а косметики нет вовсе.
Рина Бедфорд не испугалась Галлахера, когда он предложил ей вибратор и шарики. Она не задумываясь согласилась позировать и заниматься любовью втроем.
— Женщина должна испробовать все, прежде чем свяжет себя семейными узами, — спокойно рассудила она и устремила взгляд на Скэнлона.
Когда она завершила свой рассказ, Скэнлон как бы между прочим спросил имя второй женщины, которая занималась с ними любовью.
— Луиза Бардвелл.
— Галлахер когда-нибудь обсуждал с вами денежные дела, рассказывал о своей личной жизни или работе?
— Никогда. Мы занимались только этим делом, и ничем другим. Он был большим любителем. — Она склонила голову набок, словно пытаясь ухватить ускользающее воспоминание. — Только однажды он рассказал мне о приятеле, с которым собирался провернуть какую-то денежную сделку.
— Он упомянул имя приятеля, рассказал об этой сделке?
— Нет.
Валери Кларксон была четвертой по счету свидетельницей. Но она как в воду канула. Домашний телефон не отвечал. Вернулась назад с пометкой «Адресат выбыл» и адресованная ей повестка. Валери Кларксон не было дома. Сосед с первого этажа видел, как она покинула манхэттенскую шестиэтажку во второй половине дня. Уходила она в большой спешке.
В три часа дня детективы 93-го участка трапезничали. Три большие пиццы, две упаковки «Миллер Лайтс», по шесть банок в каждой, и комплексный обед для сидевшей на диете Хиггинс. Кристофер сидел в углу у телевизора, наслаждаясь своей обожаемой мыльной оперой. Облокотившись о стол, Крошка Биафра обсуждал с женой по телефону домашние дела. Потрясая перед носом столпившихся у стола детективов коркой хлеба, Хиггинс вскрикнула:
— И все-таки Джо Галлахер был извращенцем!
— Женщины и скачки — такие пороки, которые не по карману лейтенантам, — подал голос Кристофер, не отрываясь от экрана, где Джон собирался признаться в неверности своей невесте.
Отрезав кусок сыра, Лью Броуди сказал:
— Может быть, Галлахера шантажировала какая-нибудь женщина, вымогая у него чеки?
— И у этой женщины была подруга, которой та поделилась с Галлахером, — вступил в разговор Колон, облизывая корку и вожделенно глядя на грудь Хиггинс. — А потом ее отшила, и та его пришила.
— Кто знает? — ответила Хиггинс, отвернувшись от Колона и сложив руки на груди.
Крошка Биафра швырнул трубку и подошел к остальным, бормоча проклятия. Сев в кресло, взял бутерброд и покачал головой.
— Что случилось? — спросил Броуди.
— Проклятая баба! — сказал Крошка Биафра. — Половину моей зарплаты она тратит на учителей. Я плачу за уроки музыки, балета, красноречия, чтобы дети разговаривали как белые люди. Во всей стране нет второго чернокожего ребенка, которого за деньги учат играть в баскетбол, только наш.
Лью Броуди задумчиво покачал головой.
— Именно так и случается, когда берешь жену из гетто.
Все молчаливо согласились. Броуди вскрыл банку пива, швырнул крышку в корзину и, нарушив молчание, сказал:
— Думаю, его пришили по просьбе подружки. — При этом он скользнул ладонью по гульфику и почесал свои причиндалы.
Хиггинс отвернулась.
