чем-нибудь, мне плевать как, просто сделай так, чтобы они заткнулись…
Птичьи и человеческие крики все звенели в воздухе, над ней кто-то завозился. На лицо вылилась вода, заставив закашляться, кто-то вытер ей нос, и от ослепительно-острой боли все вокруг завертелось. Ее разум провалился обратно в темноту. «Ханна? Ханна, ты…»
Она снова очнулась, по-прежнему ища Ханну, будто ее разум застыл в полукрике, ожидая, когда к ней вернется сознание. «Ты здесь, Ханна? Ты здесь?»
Ответа не было, и ей не удалось дотянуться мысленно до девочки.
Она отлежала руку, выгнутая шея едва поворачивалась, лицо пульсировало, и — холод, везде царил опустошающий холод.
В повозке были люди. Она поскреблась в их сознания в поисках кого-нибудь доброго, кто мог бы дать ей одеяло. Шестеро мужчин, глупых и затуманенных, один из них — тот самый лучник, что имел привычку убивать своих товарищей. И с ними мальчишка, красноглазый, бледный мальчишка-туманщик с запертым разумом и голосом, от которого болело в мозгу. Ведь Арчер отправился их искать! «Арчер? Арчер? Ты здесь?»
Пол наклонился, стало совсем мокро и холодно, и она поняла, что лежит в луже воды, которая движется вместе с полом. Единственным звуком в ушах был плеск воды. А под повозкой она почувствовала множество огромных созданий.
Рыбы.
Это не повозка — это лодка.
«Меня украли, — подумала она с удивлением, — и увозят на лодке. Не может быть. Мне нужно обратно во дворец, следить за леди Маргдой. Там война. Бриган. Я нужна Бригану! Нужно срочно выбираться с этой лодки!»
Ближайший к ней мужчина что-то прохрипел. Он продолжал работать веслом, но был изможден и жаловался на волдыри на ладонях.
— Ты не устал, — монотонно проговорил мальчик. — И руки не болят. Грести весело. — Голос его звучал скучно и совершенно неубедительно, но Файер почувствовала у гребцов прилив энтузиазма. Скрежещущий звук, в котором она узнала теперь скрип весел в уключинах, ускорился.
Он очень силен, а она слаба. Нужно украсть у него этих затуманенных, но получится ли? Она ведь совсем застыла от боли, холода и смятения.
Рыбы. Нужно заставить этих огромных рыбин, что толпятся под ней, всплыть на поверхность и опрокинуть лодку.
Рыбины принялись биться о дно. Гребцы с криками повалились на пол, побросав весла. Еще один мощный удар, звуки падения и ругательства, а потом кошмарный голос мальчишки.
— Джод, — сказал он. — Выстрели в нее еще раз. Она очнулась, и это ее рук дело.
Бедро обожгло что-то острое. «Ну и хорошо», — подумала она, соскальзывая во тьму. Какая польза в том, чтобы утопить их, если так она утонет сама.
Очнувшись, Файер схватилась за сознание ближайшего к мальчишке гребца, проткнула туманное облако и овладела его разумом. Заставила его встать, бросить весло и ударить мальчишку в лицо.
Его кошмарный крик словно когтями проскрежетал по мозгу.
— Стреляй, Джод, — прохрипел он. — Нет, в нее. Стреляй в чудовищное отродье.
«Ну, конечно, — подумала она, чувствуя, как кожу пронзает дротик. — Нужно завладеть лучником. Я совсем не соображаю. Они опаивают меня дурманом, чтобы я не могла думать».
Она провалилась в забытье под дрожащие от боли и ярости всхлипы мальчишки.
На этот раз ей казалось, что ее кто-то мучительно выдирает из темноты. Тело вопило от боли, голода, тошноты. «Уже долго, — подумала Файер. — Они травят меня уже очень долго. Слишком долго».
Ее пытались кормить чем-то вроде мясного пирога, растертого до состояния каши. Она подавилась.
— Двигается, — сказал мальчишка. — Стреляй.
На этот раз Файер схватилась за лучника, проткнула туман, попыталась заставить его прицелиться в мальчишку, а не в нее. Послышались звуки борьбы, а потом детский крик:
— Я ваш защитник, дурак! Я о вас забочусь! Это в нее ты должен стрелять!
Укол в руку.
Тьма.
Она вскрикнула. Ее тряс мальчишка. Открыв глаза, Файер обнаружила, что он склонился над ней, занеся руку будто для удара. Они уже пристали к берегу, и она лежала на камне. Было холодно, и солнце светило слишком ярко.
— Просыпайся, — рычал он, прожигая ее взглядом разноцветных глаз — такой маленький, но полный злобы. — Просыпайся, вставай и иди. А если вздумаешь мешать мне или моим людям, клянусь, я так тебя изобью, что никогда болеть не перестанет. Не верьте ей, — внезапно и резко бросил он своим спутникам. — Вы доверяете только мне. И делаете, что я скажу.
Нос и скулы мальчишки казались одним сплошным синяком. Файер подтянула колени к груди и лягнула его в лицо. Когда он закричал, схватилась за сознания окружающих и постаралась встать, но была слишком слаба и измотана и шаталась, словно стояла на чужих ногах. Глухим от слез голосом он выкрикнул несколько приказов, и один из его людей скрутил Файер, заломил ей руки за спину и схватил за горло.
Кровь и слезы перемешались на лице мальчишки. Он с размаху ударил ее ладонью по носу, и, вынырнув из потока сокрушительной боли, она обнаружила, что плачет.
— Перестань, — прошептал он. — Перестань сопротивляться. Ты будешь есть, будешь идти, будешь делать, что я говорю, и каждый раз, как кто-то из моих людей обратится против меня, каждый раз, меня клюнет птица, каждый раз, когда белка как-нибудь не так перейдет мне дорогу, я буду делать тебе больно. Поняла?
«Не выйдет, — яростно послала она ему мысль, задыхаясь. — Твои слова на меня не действуют».
Сплюнув кровь на снег, он угрюмо поглядел на нее, а потом снова отвернулся к тропе.
— Значит, я найду другие способы.
На самом деле, ей не хотелось, чтобы тело болело еще сильнее, чем сейчас. И чтобы ее снова усыпляли, тоже не хотелось, хотя сон обещал умиротворяющую темноту, в то время как бодрствование — жизнь в теле, вырезанном и выточенном из цельного куска боли.
Чтобы выбраться, необходимо контролировать свой разум. Поэтому она стала делать то, что мальчишка говорил.
Они шли по крутым каменистым склонам, то и дело минуя водопады и ручьи, и Файер подумала, что, вероятно, та вода с большими рыбинами была Крылатой рекой. Скорее всего, они шли на веслах на запад, а теперь забирались на север, прочь от реки, куда-то в район Больших гор.
Впервые самостоятельно сидя за едой, она понюхала краешек своих безнадежно испорченных пурпурных юбок и взяла его в рот. На вкус он был не особо чистым, но и не соленым. Это подкрепило ее теорию. Вода, в которой она так долго провалялась, была речной, а не морской.
Уже через несколько минут, опорожняя несчастный измученный желудок после попытки поесть пирога, она вдруг поняла, насколько смешны ее попытки научного анализа. Конечно, ее везут к северу от реки, на запад Больших гор. Чтобы понять это, не обязательно проводить тест на соленость. Ее, скорее всего, везут к Каттеру, а она прекрасно знала, где живет кансрелов поставщик чудовищ.
Мысли о Каттере заставили ее вспомнить Малыша, и она пожалела, что его нет рядом, а потом, в ту же самую секунду, обрадовалась этому. Хорошо, что она одна, что поблизости от этого мальчишки нет никого из тех, кто ей дорог.
Ей выдали крепкие ботинки, ткань, чтобы укрыть волосы, и роскошную шубу из белого кроличьего
