– А вы там раньше бывали?
– Много раз.
Прошло еще немного времени, она сполоснула мои волосы, налив мне при этом столько воды в уши, что мне показалось, она проникла в самый мозг.
– Вы собираетесь с друзьями? – поинтересовалась она.
– Нет. У меня нет друзей.
– Это здорово, – вежливо сказала она.
Пока Грейн намыливала, скребла, добавляла кондиционер, я испытывала некоторую гордость: значит, я еще могу казаться обыкновенной.
– Кто вас сегодня делает? – спросила Грейн. Мне показалось, что оборот не слишком удачный.
– Джасмин.
– Пойду позову… – она издала странный смешок (ладно, лишь бы открыто надо мной не смеялась), – позову Джасмин.
Она поковыляла от меня, сильно наклоняясь вперед из-за своих туфель и громко крича:
– Мора, Мора, твоя клиентка готова!
Едва увидев Мору-Джасмин, я тут же вспомнила ее, и не только потому, что она подравнивала мне волосы, когда я приезжала на Рождество. На ее лицо был наложен такой темный тон, что, при своих почти белых волосах, она казалась негативом фотографии. Такое трудно забыть. Проходя мимо Грейн, она что-то сердито сказала ей шепотом, может быть, просила не называть ее Морой.
Должно быть, меня она не узнала, потому что, проделав обычную процедуру – приподняв кончики моих волос, а потом отпустив их, она с отвращением и ярко выраженным дублинским акцентом произнесла:
– Хосподи! Кто вас стриг в последний раз? Какой-то ка-ашмар!
– Меня стригли здесь, – поморщилась я. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не начать говорить с тем же акцентом, что она. Я стеснялась своего выговора девушки из среднего класса – опасалась, вдруг она подумает, что я даю ей понять, что считаю себя лучше нее. Мне сейчас хотелось быть как они, Грейн и Мора, – что называется, от сохи.
– Хто? – грозно спросила она.
– Кажется, вы, – стыдливо пробормотала я. В наказание она стала лохматить мне волосы.
Парикмахеры – самая могущественная в мире профессия, и это не делает их более гуманными. Итак, она терзала мои волосы, пропуская их между пальцами, и издавала подобающее фырканье.
– Хосподи! – с отвращением заключила она. – Тонкие, рассыпаются. Што вы с ними сделали?
– Не знаю.
– Вы еще скажите, что сушите их феном!
– Иногда.
– Вы што, с ума сошли? Такие ломкие волосы, как у вас, сушить нельзя. А кондиционером хоть иногда пользуетесь?
– Разумеется, пользуюсь! Уж такие азы ухода за волосами я знаю. (Глупая ты корова!)
– Придется поверить вам на слово, – она злобно прищурила глаза.
– Когда я говорю, что пользуюсь кондиционером, – взвилась я, – я не имею в виду, что раз в неделю втираю в волосы подогретое масло, а потом обертываю голову теплым полотенцем. Но я пользуюсь обыкновенным кондиционером всякий раз, как мою голову.
– Понятно, – она поджала губы. – А следовало бы начать следить за волосами. За такими сухими волосами, как у вас, надо ухаживать.
Она помолчала. Я терпеливо ждала. Я уже знала, что за этим последует.
– Мы можем предложить вам определенный набор услуг, – сказала она, оправдав мои ожидания.
Я трепетала в ожидании цены, выхватывая из речи Моры отдельные словосочетания вроде «лабораторно проверенный», «эксклюзивный», «жизненно необходимое питание», «формула», «ваша последняя надежда».
– Сколько? – спросила я. Это был просто грабеж.
– Хорошо, – сглотнула я. – Я согласна.
– Вам еще понадобятся и шампунь, и мусс, и кондиционер, и пенка антифриз, и…
– Подождите, – сказала я, решившись наконец произнести самые суровые слова в своей жизни.
Я чуть-чуть выждала, набрала в грудь побольше воздуха и сказала: «Я не могу себе всего этого позволить».
Ее глаза встретились с моими в зеркале. Я понимала, что она мне не верит. Я знала, что она думает: «Вот дура набитая!» Я уже ждала, что она вцепится мне в глотку с воплем: «А как же мои комиссионные?» Нет, не вцепилась. Я изо всех сил старалась убедить себя, что нет никаких оснований чувствовать себя виноватой. Но поделать ничего не могла.
– Дело ваше, – выдавила она. – Я лично щитаю, што они того стоят. Но дело ваше.
– Я безработная, – пояснила я, надеясь, что она смягчится.
