— Вы не понимаете. Этот... Дэвид Гаррисон... Он ее все время доставал.
— Кого — ее? — уточнил Мартинес. — Жанин Гаррисон?
Шон кивнул.
— И каким же образом он ее доставал?
— Постоянно требовал денег. Этот тип был наркоманом. Кучу бабок тратил на ширево, которое закачивал себе в вены. А Жанин... она вообще-то поддерживала его материально. Но всему есть предел. А я — что я? Я просто хотел ей помочь.
— Жанин, видимо, была очень расстроена, — сочувствующим тоном предположил Мартинес. — Ты, наверное, просто не смог ей отказать.
— Отказать? — не понял Шон.
— Ну да, когда она попросила ей помочь.
— Она никогда не просила у меня помощи, — возмутился Шон. — Она вообще никогда ничего у меня не просила.
Уэбстер и Мартинес переглянулись.
— Шон, тебе нет никакого смысла ее выгораживать, — сказал Уэбстер.
— Я никого не выгораживаю. Это я во всем виноват. Вернее, во всем виноват Мэл. Это он...
— Шон, в данном случае опасность грозит тебе, — сказал Мартинес. — Именно тебе светит длительный тюремный срок, а может, и кое-что похуже.
— Но я...
— Не будь идиотом, Шон. Неужели ты позволишь, чтобы Жанин все это сошло с рук?
— Но ведь она ничего такого не сделала.
— Послушай меня, Шон, — напирал Мартинес — Твоя подружка водила тебя за нос. Она одновременно встречалась и с тобой, и с Уэйдом Энтони.
— Нет!
— А ты ради этой женщины готов спустить свою жизнь в сортир, проведя ее за тюремной решеткой.
— Это будет просто несправедливо, — заметил Уэбстер. — Жанин — взрослый человек, а ты — несовершеннолетний. Главная ответственность лежит на ней.
— Нет.
— Шон, она тебя подставила!
— Нет! — Шон Амос с ожесточением замотал головой. — Нет, она мне ничего плохого не делала, она старалась помочь мне.
— Шон...
— Меня подставил Малкольм. Неужели вы, козлы, этого не понимаете? — Глаза Шона Амоса, казалось, вот-вот вылезут из орбит. — Это все Малкольм! МАЛКОЛЬМ, ПОНИМАЕТЕ?!
В комнате снова наступила мертвая тишина, которую в конце концов нарушил Трит:
— Если вам всем так хочется его выслушать, почему бы не дать ему возможность рассказать, как все было?
— Если вам нужны факты, так слушайте меня, черт побери! — выкрикнул Шон. — Во всем виноват Малколъм! — Внезапно он обмяк, замотал головой и стал тереть глаза. — Я устал.
— Давай, говори, парень, — подхлестнул его адвокат. — Расскажи им свою историю. Больше у тебя такой возможности не будет.
— Я и так слишком много говорю. В том-то и проблема — я слишком много говорю! И не тем, кому надо. Мне не следовало откровенничать с Малкольмом, не надо было рассказывать ему, как тяжело приходится Жанин и насколько бы ей стало легче, если бы этот тип откинул копыта.
— Ты имеешь в виду Дэвида Гаррисона? — спросил Уэбстер.
Шон кивнул.
— И тут вдруг — бац! — он в самом деле сыграл в ящик. Помню, я думал — надо же, какое везение! — Шон горько рассмеялся. — А на следующий день ко мне пришел Малкольм и сказал: «Плати двадцать пять штук наличными». Я спросил, о чем он. А он говорит: «О Дэвиде Гаррисоне». У меня прямо голова кругом пошла. Богом клянусь, я никогда не просил его никого убивать, в том числе и Дэвида Гаррисона, и не сулил ему никаких денег! Мэл действовал исключительно по своей инициативе. Исключительно. Теперь он, насколько я понимаю, заявляет, что сделал это по моему заказу. Но он врет, клянусь.
— Значит, Малкольм потребовал с тебя двадцать пять тысяч? — уточнил Уэбстер.
Шон кивнул.
— Само собой, я перепугался. У меня не было таких денег. Мой папаша еще тот жмот. Я, может, и сумел бы раздобыть нужную сумму, но не сразу, а через какое-то время. Я попробовал объяснить это Малкольму, но он начал мне угрожать. А когда Мэл угрожает, это не шутки. Он дал мне три дня. — Шон отер рукой пот со лба. — Я просто не знал, что мне делать, и обратился к Жанин. Я ей все рассказал.
— А когда ты рассказал ей о своих проблемах, как она отреагировала? — спросил Мартинес.
— Жанин была просто в бешенстве! Она страшно разозлилась и стала говорить, что это я во всем виноват. Она даже хотела сдать меня полиции, потому что я, по ее мнению, этого заслуживал. — Шон тяжело вздохнул и понурил голову. — Короче, я влип в большие неприятности — и с ней, и вообще со всем.
— Если ты не заказывал убийство Дэвида Гаррисона, почему ты считал, что впутался в неприятности? — спросил Уэбстер.
— Потому что я сказал кое-что, чего не следовало говорить.
— А именно? — поинтересовался Мартинес.
— Я как-то сказал, что, мол, было бы здорово, если бы кто-нибудь запузырил этому Дэвиду Гаррисону в вену его любимую отраву, да побольше. Жанин тогда заметила, что мою шутку могут неправильно понять. А поскольку я был... в близких отношениях с Жанин, а Дэвид постоянно ее доставал, люди могли подумать, что я и в самом деле способен спланировать его убийство. — На глазах Шона выступили слезы. — Когда я пришел в полное отчаяние, Жанин все-таки меня пожалела. Даже обещала помочь мне, хотя и очень сердилась на меня. Господи, как я был счастлив, я повалился на пол и стал целовать ей ноги. Она мне поверила. Вряд ли вы поймете, что это для меня значило.
— Кажется, я начинаю понимать, — заметил Уэбстер.
— И как же она тебе помогла, Шон? — спросил Мартинес.
— Она дала мне взаймы денег, чтобы я мог расплатиться с Малкольмом — вот как. Дала мне денег из собственного кармана.
— Двадцать пять тысяч?
— Нет, десять.
— Наличными? — уточнил Мартинес.
Шон отрицательно покачал головой.
— Облигациями на предъявителя. Знаете, что это такое?
— Да, — ответил Уэбстер. — Но ведь облигации на предъявителя уже много лет не выпускаются. Где она их взяла?
— Не знаю, — пожал плечами Шон.
— Значит, Жанин дала тебе облигации на предъявителя, а ты передал их Малкольму Кэри?
Шон кивнул.
— А он что? — спросил Мартинес. — Он ведь требовал двадцать пять тысяч, а не десять.
— Он сказал, что на этот раз возьмет столько, сколько есть, и что я должен считать, что мне крупно повезло, — ответил Шон и замолчал.
— Ну, а дальше что? — подстегнул его Мартинес.
— Ничего. Жанин никогда больше об этом не упоминала. И я тоже.
— А откуда взялись слухи? — поинтересовался Мартинес. — Ведь в колледже все убеждены, что ты либо сам разделался с Дэвидом Гаррисоном, либо спланировал и организовал его убийство.
— Наверное, это Мэл начал их распускать. Я решил ему подыграть. Понимаете, я просто очень его боялся. Мэлу бы не понравилось, если бы правда выплыла наружу.
— Значит, ты никогда не был в квартире Дэвида Гаррисона? — задал вопрос Уэбстер и пристально
