символическое значение. Вздернутый нос, впалые щеки, тонкие губы.
Элбин Ларсен взошел на кафедру и заговорил тихим голосом. Никаких любезностей, никаких благодарностей аудитории. Прямо к теме.
Израильское угнетение палестинского народа.
Ларсен говорил легко, с минимальной модуляцией, криво усмехнулся, упомянув 'глубокую историческую иронию' — евреи, жертвы угнетения, стали величайшими угнетателями из всех ныне существующих.
— Как странно, как горько, — монотонно говорил Ларсен, — что жертвы нацизма переняли нацистскую тактику.
Одобрительное бормотание аудитории.
Лицо Майло не выражало ничего. Его взгляд перебегал от Ларсена на аудиторию и обратно.
Поведение доктора оставалось сдержанным, но речь становилась все более резкой и обличительной. Всякий раз, когда он произносил слово 'сионизм', его глаза мерцали. Слушатели начали разогреваться в теме, кивали все сильнее.
За исключением крепкого мужика в морском бушлате. Его руки лежали на коленях, он слегка покачивался на своем сиденье в первом ряду. Голова немного отклонена назад. Я хорошо рассмотрел его профиль. Сжатые челюсти, прищуренные глаза.
Майло вновь посмотрел на этого мужика, и его нижняя челюсть тоже закаменела.
Ларсен, проговорив еще некоторое время, наконец широким жестом указал на Джорджа Иссу Кумдиса, взял в руки лист бумаги и зачитал фрагменты из его резюме. Когда он закончил, Исса Кумдис вышел к кафедре. В тот момент, когда лектор начал говорить, шаги, раздавшиеся за нашими с Майло спинами, заставили нас обернуться.
В коридорчик вошел какой-то мужчина. Лет тридцати пяти, чернокожий, холеный, очень высокий, одетый в хорошо сшитый серый костюм и черную рубашку, застегнутую на все пуговицы. Он увидел нас, виновато улыбнулся и повернул назад.
Майло проследил глазами, как мужчина засеменил, отдаляясь от нас, и вдруг резко нырнул куда-то вправо. Чернокожий больше не появлялся, но Майло почему-то начал нервно растирать руки.
Откуда это напряжение? Всего-навсего идет лекция в книжном магазине. Видимо, слишком много работы и слишком мало результатов. Или у Майло чутье более развито, чем у меня.
Профессор Джордж Исса Кумдис расстегнул пиджак, пригладил волосы, улыбнулся присутствующим и выдал шутку: он, мол, привык к лекциям в Гарварде, где аудитория недотягивает до периода половой зрелости. Несколько смешков из зала. Мужик в бушлате снова принялся раскачиваться. Его рука потянулась к затылку и стал что-то там скрести.
— Истина, неоспоримая истина, — вещал Исса Кумдис, — в том, что сионизм является самой отвратительной доктриной в мире, учением, напичканным злобой. Считайте сионизм злокачественной опухолью современной цивилизации.
Один из молодцов с пирсингом и лейблами хихикнул в ухо своей подружке.
А Исса Кумдис совсем разошелся, назвав евреев, переехавших в Израиль, военными преступниками.
— Каждый из них заслуживает смерти. — Пауза. — Я бы отстреливал их лично.
Тишина.
Даже для этой аудитории сказано слишком сильно.
Исса Кумдис улыбнулся и погладил лацкан пиджака.
— Я кого-нибудь обидел? — осведомился он. — Я очень на это надеюсь. Соглашательство — враг истины, а я как ученый проповедую истину. Да, я говорю о джихаде, когда…
Он замолчал, открыв рот.
Мужик в бушлате вскочил на ноги.
— Гребаный наци! — выкрикнул он, расстегивая пуговицы.
Майло уже направлялся к нему, когда Бушлат выхватил пистолет и выпалил прямо в грудь Иссе Кумдису.
Белоснежная рубашка лектора стала красной. Он стоял с широко раскрытыми глазами. Прикоснулся к груди и посмотрел на свою красную липкую руку.
— Ты жалкий фашист, — пробормотал лектор.
Он остался стоять на ногах. Дышал отрывисто, но все же дышал. Равновесия не терял. Смертельная бледность отсутствовала.
Красные ручейки стекали по его рубашке и пачкали полы пиджака.
Опозорен, но жив и здоров.
Человек в бушлате выстрелил снова, и лицо Иссы Кумдиса превратилось в красную маску. Он закричал и стал лихорадочно тереть лицо. Элбин Ларсен сидел на своем стуле, ошеломленный, неподвижный.
— О Господи! — воскликнул кто-то.
— Это свиная кровь! — крикнул мужчина в бушлате. — Ты — арабский трахатель свиней! — Он кинулся к Иссе Кумдису, споткнулся, упал, поднялся.
Лектор, ослепленный кровью, продолжал тереть глаза.
Бушлат в очередной раз поднял свое оружие. Черный пластиковый пистолет для пейнтбола. Визжа: 'Фашист!', — одна из женщин со второго ряда, из группы седовласых, вскочила и схватилась за этот пистолет. Бушлат попытался ее стряхнуть. Она, щипаясь и царапаясь, вцепилась ему в рукав и повисла на нем.
Майло ринулся в бой, маневрируя между зеваками и распихивая стулья, когда спутник женщины, лысый, со скошенным подбородком мужчина в бабушкиных очках с толстыми стеклами и в майке с надписью 'СССР' подпрыгнул и принялся по-заячьи барабанить по затылку Бушлата. Тот ответил ему, и мужчина упал навзничь.
Исса Кумдис, протерев наконец глаза, молча взирал на эту потасовку. Элбин Ларсен подал ему платок и повел в глубь магазина.
К тому моменту как Майло добрался до места схватки, в кучу-малу влез еще один седовласый, и Бушлат был завален на пол. Женщина, которая боролась за пистолет, наконец им завладела. Она направила дуло вниз, стрельнула струей крови в Бушлата, но тот лягнул ее, отчего прицел сместился, и дама угодила в брюки своего спутника.
— Дерьмо! — крикнул тот. Его лицо побагровело, и он принялся топтать распростертое тело Бушлата.
Майло оттащил его прочь. Бушлату удалось подняться на ноги, он нанес размашистый удар в направлении Бабушкиных Очков, но промахнулся и снова потерял равновесие. Исса Кумдис и Ларсен проскользнули в общую ванную комнату.
Женщина опять прицелилась из пистолета, но Майло сжал ей руку и оружие упало на пол.
— Кто вы такой?! — вскрикнула она.
Пара молодцов в пирсинге и лейблах поднялась со своих мест.
Я подскочил как раз в тот момент, когда кто-то крикнул: 'Бей фашиста!' — и толпа разразилась криками и проклятиями.
Майло схватил Бушлата за рукав и потащил к заднему выходу.
Молодые люди бросились за ними и оказались на расстоянии вытянутой руки от Майло. Лейтенант остановил того, что был покрупней, быстро и сильно сжав ему бицепс. В глазах парня вспыхнула боль.
— Все под контролем, земляки, — сказал Майло. — Спокойно.
Он даже не показал свой значок. Один его тон заставил замереть этих молодцов на месте.
Я открыл заднюю дверь, и Майло вытащил Бушлата на соленый вечерний воздух.
Пока дверь медленно закрывалась, я оглянулся. Большинство наблюдателей оставались сидеть на своих местах.
В нескольких футах за складными стульями, наполовину скрытый полками с книгами, притаившись на собственном наблюдательном пункте, стоял высокий худой негр в хорошем сером костюме и черной рубашке.
Позади магазина находился темный переулок. Майло шел быстро, подталкивая мужчину, если тот
