Частное расследование

Импульсивное.

— Нет. — Она опять резко тряхнула головой. — Она бы так не сделала. Не поступила бы так со мной.

— Ты ее главная забота. Но вдруг эта вновь обретенная свобода немножко... опьянила ее? Сегодня она настояла на том, что сама поведет машину — хотела ощутить себя за рулем. Может, выехав на дорогу, сидя за рулем своей любимой машины, она почувствовала такой подъем, что просто продолжала ехать вперед и вперед. Это никак не связано с ее любовью к тебе. Но иногда, когда что-то начинает меняться, эти изменения происходят очень быстро.

Она закусила губу, проглотила слезы и спросила очень тихим голосом:

— Вы правда думаете, что с ней все в порядке?

— Думаю, что тебе следует сделать все возможное и невозможное, чтобы найти ее. Но я не стал бы предполагать худшего.

Она вдохнула и выдохнула несколько раз, стукнула себя кулаком по ребрам. Помяла кисти рук.

— Выехала на дорогу. И просто ехала и ехала. Ну и ну. — Она широко открыла глаза, словно с интересом вглядывалась в воображаемую картину. Потом интерес уступил место обиде. — Нет, я просто не могу себе этого представить — она бы так со мной не поступила.

— Она очень любит тебя, Мелисса, но...

— Да, любит, — сказала она сквозь слезы. — Да, она любит меня. И я хочу, чтобы она вернулась!

Слева от нас послышались шаги по мраморному полу. Мы повернулись в ту сторону.

Там стоял Рэмп с перекинутым через руку блейзером.

Мелисса торопливо попыталась руками вытереть слезы, но у нее это плохо получилось.

Он сказал:

— Прости меня, Мелисса, ты была права, нет смысла винить кого-то в случившемся. Сожалею, если и вас я тоже обидел, доктор.

Я ответил:

— Ничего, я не обиделся.

Мелисса от него отвернулась.

Он подошел и протянул мне руку.

Мелисса постукивала ногой и пальцами расчесывала волосы.

Рэмп сказал:

— Мелисса, я понимаю, что ты чувствуешь... Суть дела в том, что это касается всех нас. Нам всем надо держаться вместе. Чтобы вернуть ее.

Мелисса, не глядя на него, спросила:

— Что ты хочешь от меня?

Он бросил на нее озабоченный взгляд, казавшийся искренним. Отцовским. Она не обратила на него внимания. Он сказал:

— Я знаю, что Чикеринг — дурак. Я доверяю ему не больше, чем ты. Так что давай вместе все обсудим. Посмотрим — может, хоть что-нибудь придумаем.

Он протянул к ней руки. Застыл в мольбе. На лице — неподдельная боль. Или он был талантливее самого Оливье.

Она отозвалась:

— Ладно. — Должно быть потребовалось некоторое усилие, чтобы это прозвучало настолько безразлично.

Он продолжал:

— Послушайте, какой смысл стоять здесь просто так? Давайте пройдем в дом и расположимся возле телефона. Могу я вам предложить что-нибудь выпить, доктор?

— Кофе, если можно.

— Конечно.

Мы прошли вслед за ним через дом и устроились в задней комнате с французскими дверями и расписными балками на потолке. И сад, и просторные лужайки, и теннисный корт купались в изумрудном свете. Бассейн лежал ромбом переливчатой сини. В автомобильном «стойле» были закрыты все двери, кроме одной.

Рэмп снял трубку стоявшего на приставном столике телефона, нажал две цифры и сказал:

— Подайте кофе в задний кабинет, пожалуйста. Три чашки. — Кладя трубку, он обратился ко мне:

— Располагайтесь поудобнее, доктор.

Я уселся в кожаное клубное кресло, обивка которого потрескалась от солнца и приобрела цвет хорошо объезженного седла. Мелисса примостилась на ручке кресла с плетеной спинкой, стоявшего поблизости. Закусила губу. Стала теребить свой «лошадиный хвост».

Рэмп остался стоять. Ни один волосок не выбился у него из прически, но лицо выдавало нервное напряжение.

Через минуту вошла Мадлен с кофейником и молча поставила все на стол. Рэмп поблагодарил ее, отпустил и налил три чашки кофе. Черный для меня и для себя, со сливками и сахаром для Мелиссы. Она взяла у него чашку, но пить не стала.

Мы с Рэмпом пили маленькими глотками.

Никто не проронил ни слова.

Рэмп нарушил молчание:

— Позвоню-ка я еще раз в Малибу. — Он набрал комбинацию цифр номера. Подержал трубку несколько секунд возле уха, потом опустил на рычаг. При этом так бережно обращался с аппаратом, словно в нем заключалась его судьба.

Я спросил:

— А что в Малибу?

— Наш... Джинин пляжный домик. Брод-Бич. Не думаю, что она поехала бы туда, но это единственное место, которое приходит в голову.

Мелисса сказала.

— Это же смешно. Ведь она ненавидит воду.

Рэмп, тем не менее, нажал еще несколько кнопок, подождал, несколько секунд и положил трубку.

Мы отпили несколько глотков кофе.

Закусили еще одной порцией молчания.

Мелисса поставила свою чашку и заявила:

— Это глупо.

Прежде чем Рэмп или я успели ответить, зазвонил телефон.

Мелисса оказалась проворнее Рэмпа и схватила трубку.

— Да, но поговорите сначала со мной... Просто говорите и все, черт возьми, — ведь именно я... Что? Ну, нет! Что вы... это смешно. Как вы можете быть уверены? Это глупо... нет, я абсолютно способна на это... нет, это вы послушайте меня, вы.

Она осталась стоять с открытым ртом. Отвела трубку от лица и уставилась на нее.

— Он дал отбой!

— Кто? — спросил Рэмп.

— Этот дурак Чикеринг! Этот осел не стал со мной разговаривать!

— Что он хотел сказать?

— Макклоски, — пояснила она, все еще не сводя глаз с телефонной трубки. — Они его нашли. В деловой части Лос-Анджелеса. В лос-анджелесской полиции его допросили и отпустили на все четыре стороны.

— Боже правый! — воскликнул Рэмп. Он выхватил у нее трубку и начал торопливо нажимать кнопки, оттягивая воротник рубашки и скрипя зубами.

— Клиф? Это Дон Рэмп. Мелисса сказала, что ты... Я это понимаю, Клиф... Знаю, что она... Это пугающее известие, но нет никаких оснований... хорошо. Я знаю, что ты... да, да... — Он нахмурился и покачал головой. — Просто расскажи мне, как это произошло... так... так... Но как ты можешь быть уверен,