Я проехал к зоомагазину, купил сорокафунтовый пакет корма для рыбок-кои и попросил разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить в город. Парнишка за прилавком немного подумал, взглянул на сумму на кассовом аппарате и указал на старую черную коробку с диском, висящую на стене в углу:
– Вон там.
Рядом с телефоном стоял большой аквариум с соленой водой, в котором плавала небольшая леопардовая акула. Пара золотых рыбок плескались на поверхности. Акула мирно скользила по дну. Ее глаза были спокойными и такими же синими и красивыми, как глаза Вики Боттомли.
Я позвонил в Центр Паркера. Подошедший к телефону мужчина сказал, что Майло нет и неизвестно; когда он вернется.
– Это Чарли? – поинтересовался я.
– Нет.
Я набрал домашний номер Майло. Стоящий за прилавком парень наблюдал за моими действиями. Я улыбнулся и поднял указательный палец, показав, что займу только одну минуту. Голос Пегги Ли произнес тираду о «Блю инвестигейшнз». Я проговорил:
– Дон Херберт была убита в марте. Вероятнее всего, девятого числа где-то в центре города вблизи музыкального клуба панков. Детектива, занимающегося расследованием, зовут Рей Гомес. В течение ближайшего часа я, наверное, буду в больнице – можешь попросить, чтобы меня разыскали, если захочешь переговорить по этому поводу.
Я повесил трубку и направился к выходу. Какое-то движение пены привлекло мое внимание, и я обернулся к аквариуму. Золотые рыбки исчезли.
Голливудская часть бульвара Сансет была по-воскресному спокойной. Банки и места развлечений, расположенные до Хоспитал-роу, были закрыты, немногочисленные бродяги и бедные семьи топтались на тротуарах. Машин на дороге мало – только отдыхающие по воскресным дням и туристы, заехавшие слишком далеко от Вайна. Я добрался до ворот автостоянки для врачей менее чем за полчаса. Стоянка вновь работала. Множество свободных мест.
Прежде чем подняться наверх, в отделение, я зашел в кафетерий выпить кофе.
Ленч заканчивался, кафетерий был почти пуст. Как раз когда я подошел заплатить за кофе, Дэн Корнблатт, держа пластиковый стаканчик с крышкой в руке, получал сдачу у кассира. Кофе просочился из- под крышки и грязными ручейками тек по стенкам стаканчика. Усы Корнблатта, напоминавшие велосипедный руль, обвисли, сам кардиолог выглядел поглощенным какой-то мыслью. Он сунул мелочь в карман, заметил меня и быстро кивнул.
– Привет, Дэн. Что случилось?
Моя улыбка, казалось, раздражала его.
– Читал сегодняшнюю газету?
– Да в общем только просмотрел.
Он прищурился. Заметное раздражение. Я почувствовал себя так, будто неправильно ответил на устном экзамене.
– Что тогда я могу сказать? – резко бросил он и отошел.
Я заплатил за кофе и задумался, какое сообщение могло так обеспокоить его. Оглядел кафетерий в поисках брошенной кем-нибудь газеты, но ничего не обнаружил. Сделал пару глотков кофе, выбросил стаканчик и направился в читальный зал. На сей раз он был закрыт на ключ.
Палаты Чэппи пустовали, двери всех палат, кроме комнаты Кэсси, были открыты. Свет выключен, с кроватей убрано белье. Пахло дезодорантом с запахом луга. Мужчина в желтой спецодежде пылесосил коридоры. По отделению разливалась какая-то венская, медленная и сладкая музыка.
Вики Боттомли сидела за столом на посту медсестер и читала карту. Ее чепчик чуть съехал на сторону.
– Привет, что нового? – спросил я.
Она покачала головой и, не глядя на меня, протянула историю болезни.
– Читайте дальше.
– Я уже дочитала.
Я взял карту, но не стал открывать ее. Прислонившись к столу, спросил:
– Как сегодня себя чувствует Кэсси?
– Немного лучше, – все еще не поднимая на меня взгляда, ответила Вики.
– Когда она проснулась?
– Около девяти.
– Ее отец уже здесь? И...
– Все здесь, и все написано, – проговорила она, не поднимая головы и ткнув в историю болезни.
Я перелистал страницы, открыл записи за сегодняшнее утро и прочитал выводы Эла Маколея и невропатолога.
Вики взяла какой-то бланк и начала его заполнять.
– Последний припадок Кэсси, – заметил я, – кажется весьма серьезным.
– Ничего такого, что бы я не видела раньше.
Я положил карту на стол и остался стоять у сестринского поста. В конце концов Вики взглянула на меня. Голубые глаза часто заморгали.
– Вам приходилось видеть много случаев детской эпилепсии?
– Видела все. Работала в онкологии. Занималась младенцами с опухолью мозга. – Женщина пожала плечами.
– Я тоже работал в онкологии. Несколько лет назад. Психосоциальная помощь.
– А-а...
Опять вернулась к своему бланку.
– Ну что ж, – заметил я. – По крайней мере, кажется, у Кэсси нет опухоли.
Молчание.
– Доктор Ивз сказала мне, что намерена вскоре выписать девочку.
– Ага.
– Я думаю нанести им домашний визит.
Ее рука мчалась по бумаге.
– Вы ведь были у них дома, да?
Никакого ответа.
Я повторил вопрос. Женщина перестала писать и взглянула на меня.
– Если я и была у них, что в этом такого?
– Нет, я просто...
– Вы просто болтаете, вот что. Правильно? – Она положила ручку и откатилась назад на стуле. Самодовольная улыбка играла на ее губах. – Или вы проверяете меня? Хотите знать, выходила ли я из комнаты и делала ли что-то с девочкой?
Глядя мне прямо в глаза и продолжая улыбаться, Вики откатилась еще дальше.
– Почему вы так считаете?
– Потому что я знаю, о чем все вы думаете.
– Это был совершенно простой вопрос, Вики.
– Ну да, конечно. Именно так и было с самого начала. Вся эта притворная болтовня. Вы проверяете меня, не похожа ли я на ту медсестру из Нью-Джерси.
– Какую медсестру?
– Ту, которая убивала младенцев. О ней написали книгу и говорили по телевизору.
– Вы думаете, что вас в чем-то подозревают?
– А разве нет? Разве всегда не обвиняют медсестру?
– А что, разве медсестру из Нью-Джерси обвинили неправильно?
Вики ухитрилась превратить улыбку в гримасу, не двинув ни единым мускулом.
– Мне надоела эта игра, – заявила она, вставая и отодвигая стул. – Для вас это всегда только игры.
– Под «вами» вы подразумеваете психологов?
