Она была прекрасной, освещенная светом свечей и камина. Но влекла его не столько красота, сколько улыбка в глазах, и поза, одновременно поддразнивающая и ободряющая.
Она опять тихо засмеялась.
– Ты хочешь пойти. Я вижу!
– У меня много работы, – ответил он, не сомневаясь, что она обратит внимание на то, что он не отрицает ее слов.
Улыбка ее стала еще шире, она подошла к окну и взглянула на яркий лунный свет.
– Действительно много! Столько неисхоженного снега, по которому можно пробежаться, – заметила она, снова повернувшись к нему. – И посмотреть на сосульки, мерцающие при лунном свете, и столько всего удивительного ощутить. Александр! Пойдем со мной.
– Я уже ощущаю присутствие чуда прямо сейчас, просто глядя на тебя.
Она вспыхнула, затем покачала головой.
– Пожалуйста, не отделывайся от меня с помощью комплиментов. Это волшебная ночь, Александр. И я хочу разделить ее с тобой.
– Ты хочешь выманить меня на мороз, женщина.
Ее губы тронула лукавая усмешка.
– Да, хочу, милорд. Но на морозе вы, возможно, найдете тепло.
Он встал, все еще держась на расстоянии от нее.
– Но не растопит ли это… тепло тот снег, на который ты приглашаешь меня посмотреть?
– О, действительно растопит. Как и многое другое.
Она направилась к двери, намеренно отбивая каждый шаг стуком новых сапог по полу.
Она шла впереди, он следовал на некотором расстоянии, но все же ощущал аромат розовой воды. Они проходили по лабиринту комнат со скрипучими полами, затем вниз по ступеням и к двери, где его ждал теплый плащ.
– Понятно, заранее спланированная акция, – сказал он, накидывая плащ на плечи.
– Счастливая способность к открытиям проявляется более плодотворно, если ты не дрожишь от холода, – сказала она с усмешкой.
– А если дрожишь от чего-то другого?
Ее глаза, заискрившись беззвучным смехом, смотрели на него шутливо и предостерегающе. Она надела плащ, натянула перчатки и потащила его из дома. Он непроизвольно обхватил ее за плечи своей твердой рукой, чтобы помочь спуститься по сломанным ступеням. Но они уже не были сломанными.
– Братья-каменщики починили их сегодня утром, – сказала она. – Твой рев по поводу сломанных ступеней доносился даже до деревни.
– Рев? Что-то не припоминаю, чтобы когда-нибудь ревел, мадам.
– Х-м-м. Ну значит, то были ворчливые, раздраженные жалобы?
– Нет, не ворчливые.
– А, понимаю, просто раздраженные.
Александр усмехнулся.
– Вот, значит, почему починили лестницу?
Он глубоко вдохнул бодрящий зимний воздух.
– Да, действительно! – воскликнула она, сделав вид, будто ее только что осенило. – Пожалуй, мне стоит изучить твою раздражительность получше.
– А как ты думаешь, откуда она проистекает?
Он попытался шутливо схватить ее, но она, смеясь, ускользнула от него.
– Негодник! Я не раздражительная!
– Ах нет? – с вызовом спросил он и бросил снежок, попавший ей в правое плечо, затем бросился бежать к деревьям, спасаясь от ее мести. Секундой позже он оглянулся и увидел, что Катарина бежит за ним следом, юбки ее развеваются, обутые в сапоги ноги ловко попадают в оставленные им следы. Она была сосредоточена только на том, чтобы догнать его. Чувство, охватившее его, как он и ожидал, оказалось пьянящим.
Но он жаждал большего. Если сначала ему просто хотелось уклониться от брошенного ею снежка, то теперь он, внезапно изменив направление, бросился в глубь леса.
Холодный и бодрящий воздух ночью пах как-то по-новому, он словно оцарапал ему горло. Лунный свет, просачивавшийся сквозь еще не опавшие листья, отбрасывал похожие на заводи тени. Александр нырнул под ветку, осыпав себя снежной пудрой. Спрятавшись за ствол дуба, он стал ждать, наблюдая за призрачным туманом своего дыхания и прислушиваясь к едва слышным шагам по мягкому, только что выпавшему снегу.
Затем даже этот легкий звук замер. Может, она прекратила преследование? Он прислушался
