– Они занимались скверными делами.
– Какими именно?
– Сатанизмом. Вроде того.
– А ты, Игрок, во все это веришь?
– А какое имеет значение, верю или не верю. Главное, верят ли те, кто это практикует.
– Тонко подмечено, Игрок.
– А я вообще не дурак.
– И этим-то Кенни и начал заниматься дома?
– Всей этой херней, все правильно. Я ему говорил, что все это чушь собачья, игрушки. Пытался его высмеять.
– И не получилось?
– Ему хотелось во все это верить. Может, он даже верил. Как разобраться, что всерьез, а что понарошку? Понимаете, о чем я? Если человек ходит в церковь, это еще не значит, что он верит в Воскресение из мертвых, а если он жжет черные свечи и режет черных петухов, это еще не значит, что он верит в дьявола. Главное заключалось в том, что Кенни все это затягивало. Может, ему не хотелось выбраться, а может, он не знал, как это сделать.
– Ну, и какая же соломинка сломала спину верблюду? Почему конкретно ты решил съехать от него?
– Кенни показал мне палец. Он сказал, что это настоящий палец. Такие пальцы можно купить в лавчонке, где торгуют всякими потешными шутками для розыгрышей. Только они там нормального размера.
– А этот палец?
– Это был палец маленького ребенка.
– А он рассказал тебе, откуда у него этот палец? Игрок вновь покачал головой, вновь качнулись из стороны в сторону длинные белокурые волосы.
– Вот что я хочу сказать тебе, Джордж. – Свистун употребил подлинное имя парня, чтобы вернуть и его, и себя в реальный мир. – Кто-то перерезал горло Кенни, а потом и священнику из долины Сан-Фернандо, с которым разговаривал Кенни. Кенни ему, как я тебе и сказал, исповедался. А с тобой, Джордж, он поговорил.
– Но он же мне ничего не сказал. Он никогда не называл никаких имен.
Игрок произнес это с такой горячностью, словно Свистун мог заступиться за него перед убийцами.
– Рано или поздно люди, прикончившие Кенни, а потом и священника, выйдут на тебя. Они станут разыскивать тебя – и разыщут. Уезжай из города. Уезжай немедленно.
– У меня нет денег.
Свистун полез в карман и отдал Игроку все, что у него нашлось. Чуть меньше пятидесяти долларов.
– На автобусный билет хватит.
– Но домой я не поеду!
представителем социальной службы, хитростью заманившим его в ловушку.
– Поезжай, куда хочешь. Хоть в Сакраменто. Только сваливай из этого города!
Глава сорок первая
Канаан следил за тем, как проходит время, – тонкая полоска света из заколоченного окна медленно ползла по стене. Это означало, что по небу движется солнце.
За часы, прошедшие после его пробуждения на рассвете, – а проснулся он, изнывая от голода и от жажды, но преисполненный решимостью освободиться, – он разработал план спасения. Сигналом к действию должно было послужить появление тюремщика с пищей для арестанта. Однако никто так и не появился.
Потом он придумал еще кое-что. Попросить якобы для времяпрепровождения колоду карт, содрать с карт целлофановое покрытие, забить его в щель в стене возле стояка, на котором крепится его цепь… и в стиле Гарри Гудини, используя лишь подручные средства, освободиться от оков. Но он был голым, никаких подручных предметов, кроме вина и соломы, у него не было, карт бы ему не дали…
Он попробовал обмануть себя: мол, все это ему только снится и он сейчас проснется. Но он бодрствовал, его трясло от холода, его мучил голод.
Он попробовал голыми руками расшатать стояк, на котором крепилась цепь, но многочасовые усилия не привели к мало-мальски ощутимым результатам.
'У меня есть план, ' – бормотал он подпись под карикатурой, начиная мало-помалу испытывать самый настоящий страх. А в подвале становилось между тем все темнее и темнее.
Но вот послышался скрип ключа в замочной скважине. Дверь открылась. Человек в алом шелковом плаще с капюшоном, лицо которого оставалось под маской, вошел в темницу. Верхняя часть маски была твердо фиксированной, а нижняя представляла собой нечто вроде покрывала.
Канаан спиной прижался к стене.
– Лучше вам убить меня, потому что, если я выйду отсюда, то не успокоюсь, пока…
– Ты что, угрожаешь мне? Это ты-то не успокоишься? Ты-то? Если бы ты давно успокоился, ты бы не очутился сейчас здесь.
