разочарования ей захотелось оказаться в каком-нибудь месте, где она снова могла бы почувствовать себя в безопасности.
— Я хочу домой.
Ее тихие слова заставили Джерико мысленно вздрогнуть. Он так часто повторял их в первые сто лет своего изгнания, что они теперь жалящим шипом сидели в его сердце. Как часто он закрывал глаза и вспоминал звонкий смех Ники? Как был уважаем?
Все, о чем он мечтал — это изменить то, что сделал, а также умолять богов о прощении, чтобы вернуться домой.
Однако, со временем он научился не мечтать. Научился не вспоминать.
По крайней мере, он не унижал и не пытал ее, как это делали с ним.
— Лучше привыкай к жизни здесь. Скоро тебе некуда будет возвращаться.
Она ужаснулась:
— Ты собираешься убить собственную мать?
К богине Стикс он не ощущал внутри ничего, кроме холода:
— Моя мать — одна из тех, кто отобрал мое могущество и выгнал меня в мир людей. Что ты на это скажешь?
— Я думаю, твою мать нужно наказать за ее бездушие, да и Зевса, наверное, тоже. Но все остальные не должны умирать, из-за того что эти двое были не правы.
Да, но чтобы успокоить его гнев, ее аргументов оказалось недостаточно. Совсем недостаточно.
— Ты ничего не понимаешьв мести.
— Ты прав. Не понимаю. Все, что мне известно — это как защищать людей. Это все, чем я всегда занималась.
— Потому что ты бестолковый робот.
Она подняла подбородок.
— Лучше бестолковый робот, чем жестокий убийца. Только потому, что мои эмоции были ограничены, я не поступала более бестолково, чем ты, когда карал по воле Зевса. Гефест рассказал мне, как просил тебя не наказывать Прометея. Но ты остался непоколебим и заставил его приковать бога к скале, чтобы того рвали каждый день оставшейся вечности.
— И ты видишь, как хорошо все обернулось. Поверь, я дорого заплатил за свое слепое повиновение. Если бы я мог повернуть время вспять, я проткнул бы Зевса своим мечом, когда у меня был шанс.
Дельфина развела руками:
— Но ты не сделал этого. Ты поступил правильно, и сейчас я прошу тебя снова совершить правильный поступок. Прими нашу сторону в этой битве. Не дай злу завладеть миром.
Он с горечью рассмеялся.
— Ты хотя бы понимаешь, что когда в первый и единственный раз в жизни я поступил правильно, то был проклят за это? Данный факт не побуждает меня повторить это. Когда Зевс спросил, желает ли кто из богов за меня заступиться, они в ответ повернулись спиной. Именно они начали все это.
— Так и будет, — ответила она сдавленным от затопившей ее безнадежной скорби голосом. — Так и будет. — Она набрала в грудь побольше воздуха, прежде чем снова заговорила. — И что потом станет с тобою?
— Это имеет значение?
— Если это не имеет значения для тебя, как это может что-то значить для кого-то еще?
Он скривил губы.
— Не переворачивай мои слова своей дерьмовой психологией. Меня никто не любит. Ой-ой-ой, сейчас заплачу. Да мне плевать! А теперь извини, я должен встретиться с моей армией и заняться ее тренировкой. — Он исчез.
Дельфина облегченно выдохнула, когда воздух вокруг нее стал легче. Его гнев и боль были такими сильными, что их почти можно было потрогать.
Как достучаться до него?
Возможно ли это вообще?
Самым печальным было то, что она не имела права осуждать Джерико за его реакцию. То, что с ним сделали, было неправильно. Непростительно. А как она бы реагировала на его месте? Сохранить чью-то жизнь и потерять свою…
Обмен казался таким несправедливым.
А часы тикали. Время скоро закончится.
Другого пути нет.
Глава 4
На этот раз в штабе Джерико обнаружил Нуара. Азуры нигде не было видно. Одетый в доспехи цвета красного бургундского вина, перворожденный бог сидел в кресле, положив на стол скрещенные в лодыжках ноги. Глаза его были полуприкрыты, а сплетенные пальцы рук покоились на животе.
Со стороны казалось, что Нуар дремлет.
— Что тебе нужно?
От этих неприветливых слов Джерико замер на месте. Хотя в конце Нуар и не добавил никакого оскорбления, в вопросе читалось презрение.
— Азура сказала, что я должен возглавить армию. Мне бы хотелось встретиться с солдатами.
Нуар ухмыльнулся:
— Ты понимаешь, что мы просим тебя сделать?
— Убить Зевса и свергнуть Олимпийских богов.
Лицо Нуара стало холодным и безразличным.
— Ты считаешь, что сможешь сделать это?
Джерико был не из тех, кого можно легко запугать. Хотя он и понимал, что из них двоих Нуар более могуществен, ему было наплевать на это.
— Я — Титан, и я отстаивал перед Зевсом своих собратьев, когда он хотел заключить их в темницу. А ты сам как думаешь?
— Я думаю, если ты сдержишь свое смелое заявление, то будешь достойным союзником.
— Сомневаешься во мне?
Нуар пожал плечами и зевнул, словно разговор наскучил ему.
— Я сомневаюсь в каждом. Мне еще не попадался такой человек, которого я не смог бы купить. Продажны все. Нужно только предложить правильную цену.
— Тогда, мне, вероятно, стоило просить больше.
Нуар захохотал:
— Да, тебе стоило. Я ожидал, что тебя будет сложнее уговорить, но с другой стороны, я не принял во внимание твою безмерную ненависть к Зевсу. — Он с наслаждением вдохнул. — Я так люблю запах ненависти и мести. Это самая пьянящая смесь.
Джерико не согласился:
— Лично я ощущаю подобное в отношении крови. В целой вселенной нет аромата лучше, чем аромат крови смешанный с запахом страха смерти.
Нуар резко втянул воздух, словно сексуально возбужденный от описания Джерико:
— О, ты в самом деле нравишься мне. Трудно найти истинно родственную душу.
— Ты забыл, кто и что породило меня.
Нуар кивнул, играя большими пальцами.