вагонной полке.
Аннам остановил экскаватор и спустился на землю. Из-под толстого слоя пыли на Мухаммеда смотрели горячие, испуганные глаза:
— Ты хочешь сказать… она уехала?
— Ну да. Собрала вещички и укатила домой. Да что с тобой, Аннам?.. Чего ты на меня так уставился?
Аннам, ничего не ответив, как-то устало махнул рукой и, шагнув к песчаному холмику, уселся на нём.
Неожиданно начал накрапывать редкий дождик. Мухаммед, усмешливо переглянувшись с Сашей, полез в кабину экскаватора и запустил мотор. А Аннам, упершись неподвижным взглядом в землю, погрузился в невеселые раздумья С чего же это вдруг Марина уехала? Еще вчера вечером она говорила ему: «Мой дом теперь здесь, Аннам. Привыкла я к ребятам, к тетушке Бостан… Как я вас могла бы оставить?» Вай, женщина и лису может научить хитрости!.. Нельзя верить ее словам, они тают в воздухе без следа!.. А может, произошло что-нибудь серьезное? Мухаммед ее обидел?! Или мать, опасаясь, что Аннам женится на русской, наговорила ей бог весть что? Или дома у нее что случилось, и ее оповестили об этом телеграммой?
Пока Аннам ломал голову над причинами поспешного отъезда Марины, кто-то, подойдя сзади, закрыл ему глаза крепкими, сильными ладонями.
Не меняя позы, Аннам сердито сказал:
— Отстань, Саша! Не до шуток мне.
Ладони чуть дрогнули. «Саша», однако, не спешил их убрать. Аннам, вскипая, повторил:
— Слышишь, отстань!..
Он схватил шутника за руки и порывисто поднялся с места.
— Марина!.. Это ты?
— А кому ж еще быть? Ты-то почему сидел такой унылый, как казанская сирота?
— Так ты… не уехала?
Марина пожала плечами:
— Я и не думала никуда уезжать.
До Аннама донесся веселый хохот Мухаммеда. Догадавшись, что его разыграли, парень погрозил ему кулаком:
— Ух, Мухаммед-ага!.. Нашел время забавляться!
Дождь припустил пуще. Он словно схватился в могучем единоборстве с пылью, все еще носившейся в воздухе, навалился на нее, прижимая к земле.
Марина и Аннам, вмиг вымокшие, обнявшись, помчались к вагончику.
Увидев их, Бостан-эдже всплеснула руками:
— Бай, детки, промокли-то как!.. Ну-ка, переоденьтесь быстренько!
Они разошлись по своим углам и стали переодеваться, слушая воркотню Бостан-эдже, вышедшей из вагончика:
— Верно молвится: после ветра — дождь. Ох, аллах всемогущий, дивны дела твои!.. Еще час назад нельзя было глаза открыть из-за пыли, и вот за время, когда и пиалу чая не успеешь выпить, аллах перемешал все в природе, потоп на нас наслал. А теперь, глядите, он несет нам тишину и покой: вон и солнышко показалось! Да храни нас, великий, под своей защитой!..
Когда вышли из вагончика Аннам и Марина, дождь совсем перестал, солнце сияло вовсю, затопив своим светом раздвинувшиеся просторы. Пыли словно и не было. Легкий парок поднимался над влажной землей…
Аннам и Марина присели на топчан, стоявший возле вагончика и заменявший скамейку.
Откуда-то появились два жаворонка, они то опускались на землю, то снова взлетали и рассыпали по очереди, словно соревнуясь друг с другом, звонкие, ликующие трели.
Аннаму чудилось, будто птицы подзадоривают его: «Время — в ваших руках, счастье — в ваших руках!»
Неподалеку, в неведомых хлопотах, с неведомой целью, сновала взад-вперед ящерица, сливаясь своей окраской с землей. А у самых ног Аннама навозный жук, пятясь, катил огромный, слепленный им шар, к которому сбоку незаметно пристроился другой жук.
Аннам засмеялся:
— Видала? И у жуков, оказывается, есть свои тунеядцы и честные труженики.
— А может, они — посменно?
— Вроде нас?
— Ага. Мухаммед вон работает, а ты на солнышке греешься.
— Что же мне остается делать, если ты меня не отпускаешь?
— Я?.. — Марина сделала большие глаза.
— А кто же без веревки привязал меня к этому топчану?
Марина махнула на него рукой:
— Бессовестный!..
Спохватившись, Аннам поспешил увести разговор от Опасной темы:
— Марина, а кто твоя мать? Кем она работает?
— Моя? — Марина улыбнулась: — Моя мама — прокурор
— Вай! — Аннам с испуганным видом отодвинулся от Марины. — Тогда надо держаться от тебя подальше.
— Почему, Аннам?
— Увидит нас вместе — еще привлечет к ответственности…
Глаза у Марины искрились смехом:
— У, она у меня грозная!.. Знаешь, как папа ее боится? Бывало, потянется к рюмке, а она трах кулаком по столу: без моего разрешения — ни капли! Он тут же и замрет, как статуя…
— Мне тебя тоже надо бояться?
— Почему, Аннам?
— Пословица молвит, что сын наследует нрав отца. А к тебе, наверно, перешел характер матери.
— Н-не знаю… Но если ты чем рассердишь меня…
— То ты тоже стукнешь кулаком по столу?
— Ты понятливый, Аннам!
— Но учти — я ведь туркмен.
— А разве кто велит тебе сделаться русским?
— Может, я смотрю на женщину глазами своих предков-кочевников?
— Тогда, значит, ты отстал от жизни. А я, Аннам, живу в сегодняшнем дне! Ой, когда-то ты добредешь до меня из своего «вчера»!..
В это время Бостан-эдже, готовившая за вагончиком обед, громко позвала:
— Марал-джан!..
Марина и Аннам одновременно вскочили с топчана. Девушка поспешила к Бостан-эдже, а Аннам зашагал к экскаватору.
Бостан раскатывала тесто для лапши. Оно получалось тонким, как бумага, но не рвалось. Марина залюбовалась ловкими движениями опытных рук Бостан-эдже.
Нарубив тесто ножом, Бостан уложила тонкие длинные дольки на кендирик:
— Садись, дочка. Помоги мне.
На Марине было короткое крепдешиновое платье. В нем она не могла сидеть на кошме, поджав под себя ноги. А когда села бочком, у нее открылись колени. Девушка попыталась натянуть на них платье, но только она отпускала подол, как он опять задирался.
Вид голых коленок Марины смущал и раздражал Бостан-эдже, и в то же время ей смешно было следить за бесплодными усилиями девушки, старавшейся прикрыть их.
Не вытерпев, она сказала:
— Марал-джан, кейгим *, ты бы уж носила, вот как я, балаки*.
