и сама война создавала много проблем для человека в его положении и с его властью.
Однажды Брандт обрисовал мне всю ситуацию в следующих словах:
– У рейхсфюрера СС есть очень способные коллеги; он точно знает, что ему делать; предоставленные ему предложения по исправлению существующей ситуации продуманы до мелочей и имели бы величайшее значение. Но какая от всего этого польза, если в тот самый момент, когда должен быть отдан приказ, ничего не происходит? Мы все говорим о далеко идущих планах, но, когда дело доходит до решения практических проблем, работаем без всяких планов и пытаемся залатать те дыры, с которыми в любом случае надо что-то делать. У рейхсфюрера полно всеобъемлющих идей и планов на будущее. Однако главный вопрос, который стоит на повестке дня, – как нам пережить следующий год.
Как управляющий поместья, как мэр небольшого городка, даже как крупный чиновник в министерстве по делам религий и образования Гиммлер с его интересом к научным исследованиям, вероятно, добился бы многого. Но судьба подарила ему должность, к которой он не годился. Во всем, что он делал, было что-то судорожное. Я уже обращал внимание на противоречия его личности, носившие фундаментальный характер. Сам он был слаб, а восхвалял стойкость. Ему приходилось совершать поступки, абсолютно чуждые его натуре, просто потому, что так велел фюрер – даже когда речь шла об уничтожении живых людей.
Этот Гиммлер, имевший разум простого штатского человека, находился под властью другого Гиммлера, чье воображение было ограничено такими фразами, как «задача сохранения германской расы оправдывает жестокость» или «безусловное подчинение фюреру». Этот второй Гиммлер проникал в другие миры, закрытые для простых людей. В результате были возможны следующие случаи. Ближе к концу войны Гиммлер в моем присутствии объяснял одному из своих служащих, что тот должен объявить жене казненного человека: безусловно, судьба нанесла ей жестокий удар, и вполне естественно, что она горюет, но тем не менее потребности государства стоят превыше судьбы любого отдельного человека.
Жестокие желудочные спазмы Гиммлера не были, как он предполагал, всего лишь следствием слабого здоровья и чрезмерной работы; скорее они являлись выражением психического разлада, который давал о себе знать на протяжении всей его жизни. Я вскоре понял, что могу мгновенно облегчить его страдания и даже избавить от болей на длительное время, но до конца никогда его не вылечу. Фундаментальная причина этих спазм не была устранена, а наоборот, постоянно усугублялась. В периоды психического стресса физическая боль также неизбежно усиливалась.
Таким образом, читатель, знакомый с психологией, уже сам может ответить на вопрос, который мне постоянно задают: как так оказалось, что мне неоднократно удавалось оказывать на Гиммлера влияние, заставляя его поступать в вопиющем противоречии с приказами фюрера – начиная с освобождения отдельных евреев и кончая встречей с представителем Всемирного еврейского конгресса и крупными кампаниями по освобождению заключенных в 1944-м и 1945 годах? Как ни странно, в первую очередь это чисто медицинский вопрос. Фактически можно сказать, что именно желудочные колики Гиммлера позволяли мне спасать моих протеже – но не в том примитивном смысле, что Гиммлер расплачивался со мной за лечение освобождением узников; нет, дело в том, что во время болезни Гиммлера мне впервые удалось увидеть гуманную сторону его натуры. Когда он был здоров, эта его сторона была так задавлена правилами и законами, придуманными им самим или навязанными ему, что никто, даже его ближайшие родственники, не могли добиться от него ничего, что бы противоречило этим правилам. В случае любого конфликта он даже по отношению к родственникам вел себя так, как предписывал закон. Его слепое подчинение коренилось в той части его характера, которая была недоступна для других эмоций.
Поскольку это подчинение закону и порядку в реальности, однако, имело совершенно иную основу, а именно – настроения Гиммлера как обычного выходца из среднего класса, – то любой, умевший затронуть в нем эти настроения, мог прийти с ним к пониманию – вплоть до того, чтобы заключать с ним соглашения, противоречившие приказам фюрера. Поскольку Гиммлер был совершенно оторван от своих природных корней и нуждался в ком-нибудь, на кого мог опереться, он был рад держать при себе кого-либо, не связанного с партийной иерархией – просто человека. В такие моменты я обращался к нему, и мои просьбы обычно не оставались без ответа.
Очевидно также, когда подобная личность оказывается на вершине власти, это может привести лишь к катастрофе. Гиммлер был нерешительным человеком; в нем было что-то от Валленштейна, что-то от Робеспьера. Он пользовался авторитетом, без которого нельзя управлять войсками, но одновременно внушал ужас своей неограниченной властью. В его голове зарождались как фаустовские планы, так и мефистофелевские интриги; это была голова Януса: с одной стороны у нее было лицо преданного человека, а с другой – просто-напросто череп.
Невозможно в одной книге дать полный портрет Гиммлера или поведать о его бесчисленных правилах и привычках. Мои заметки, значительная часть которых представлена здесь, являются лишь небольшим вкладом в исчерпывающее изображение Гиммлера. Я знаю, какие выводы можно извлечь из этих заметок, а что осталось за их пределами. Но какие бы моменты ни принимать во внимание и как бы ни оправдывать Гиммлера, невозможно забыть о том факте, что для бесчисленного количества людей его имя связано исключительно со смертью и разрушением.
Приложение
Физионейральная терапия
Терапия, разработанная мной после многих лет интенсивных исследований, резко отличается от всех других; этот метод я создал и опробовал в течение 28 лет, посвященных научному лечению пациентов. За этот период времени практика снова и снова подтверждала, что моя физионейральная терапия (именно так я назвал свой метод лечения) позволяет успешно диагностировать и лечить болезни некоторых типов.
В основе моей физионейральной терапии лежит не обычный массаж, направленный на успокоение или стимулирование пациента нажатием рук или вибрациями; его суть заключается скорее в характерном воздействии на нервы. Практически речь идет о терапии для нервов. Ее действие проявляется и под поверхностью кожи, поскольку при этом расслабляются не только кожные покровы, но также подкожные и мышечные ткани и сосуды. Соответственно, мою терапию можно описать как процесс релаксации нервов.
Важнейшим элементом этой терапии является чрезвычайно высокая чувствительность пальцев, необходимая для воздействия на подкожные ткани и для релаксации нервов. Наблюдения, сделанные мной в начале моего обучения в Финляндии искусству массажа, уже убедили меня в крайней чувствительности кончиков моих пальцев, позволявшей им находить места с ослабленным сопротивлением и сниженной жизненной силой, а также те области в организме, которые особенно подвержены болезням.
Я применял свой особый талант на большинстве пациентов, которые приходили ко мне в начале моей карьеры, чтобы избавить их от болей; в первую очередь я старался найти ту точку, в которой боль была наиболее острой. Вскоре я мог находить такие места просто на ощупь, не слушая, что говорит пациент. Однако лечение имело и другие результаты: в каждом случае я мог обнаружить уплотнение тканей в других частях тела и устранить неожиданные источники боли.
В ходе практики я заметил, что, когда надавливал на обнаруженную мной чувствительную точку, пациенты очень часто утверждали, что боль уходит оттуда в другое место, иногда расположенное в другой части тела. После этого я обычно находил новое уплотнение тканей, чувствительное к нажатию.
Мои наблюдения подтвердились гораздо позже, когда я познакомился с работой Корнелиуса о лечении нервных центров и трудами швейцарского врача Отто Нагели.
В настоящее время большое значение моей физионейральной терапии признано выдающимися представителями медицинской науки. Мой метод основан на научных данных и не претендует на звание панацеи. Однако он демонстрирует результаты, оказавшиеся при некоторых болезнях неожиданными, а в основе его лежит объективное состояние тканей до и после лечения.
Что касается патофизиологической основы моей терапии, я вкратце отмечу, что с биологической точки зрения существует очень тесная взаимосвязь между кровообращением и нервной системой, взаимовлияющих друг на друга. Нарушение кровообращения может вести к головным болям и к мигреням. Могут наблюдаться и периферийные боли: невралгия и другие нервные расстройства в работе внутренних органов, такие как сердечные приступы, нарушения пищеварения и т. д.; наконец, могут возникать расстройства психики вплоть до полных неврозов. Верно также обратное: такие психические переживания, как возбуждение, страх, беспокойство, чрезмерная работа и депрессия, оказывают постоянное и нередко
